Вопреки небесам - Карен Рэнни Страница 18

— Двойняшки, — лаконично бросила та, догадавшись, что смущает гостью. — Дважды.

— Как бы опять так не вышло. Это у нас в роду, — вступила в разговор четвертая женщина, поднося ко рту чашку и поглядывая на всех веселыми глазами.

— Сестра Рут, жена моего кузена Брайана, — представила хохотушку Молли и шутливо погрозила ей пальцем: — Как ты себя ведешь, Эбби? Кэтрин может подумать, что виски тебе мозги отшибло.

— Ну да, я немного выпила. Не вижу в том ничего дурного. Разве только мужчины испытывают жажду?

— А вот их жажду стоило бы убавить, — мрачно изрекла Рут, глядя в потолок. — Уж больно часто мой Алисдер заявляется домой ползком. Хотя, если честно, мне он всегда люб.

— Да и ты ему тоже. Результат вашей симпатии мы наблюдаем каждые девять месяцев.

— Ну и что? — спокойно отозвалась Рут. — Если хочешь знать, я ни у кого не видела таких сияющих глаз, как у Алисдера, причем это не лучшая часть его тела.

— Насчет лучшей части ты бы помолчала. По тебе видно, как мастерски он ею орудует.

— Да я не о том, — досадливо поморщилась собеседница. — Хотя мужчины воображают, что это главное их достоинство. Разве нет? Вот и приходится врать, мол, такого громадного, как у него, ты в жизни не видела и до смерти рада, что все это принадлежит тебе одной.

Женщины дружно захихикали, уткнувшись в чашки, а Кэтрин пошла взглянуть, подогрелось ли молоко.

— Нет, — продолжала насмешница, — самое прелестное место у Алисдера его задница. Круглая, прямо как яйцо малиновки, и мягкая, словно у младенца. К тому же на заду у него нет волос, это единственное место, где они не растут.

— Жду не дождусь утра, чтобы полюбоваться задницей моего зятя, — поддразнила сестру Эбби.

— Только попробуй, и я расскажу Брайану, как ты давеча говорила, что губы у него мокрые и скользкие вроде рыбьей чешуи?

— Так оно и есть. Просто я не хочу его обижать, делаю вид, будто мне нравятся его поцелуи, а сама украдкой вытру губы о простыню, и дело с концом.

— Мужчины страшно обидчивые… Иногда намаешься с ребятишками да со стиркой, только бы уснуть. Но Алисдеру я никогда не отказываю, а то чего доброго начнет глядеть на сторону. Тут уж добра не жди.

— Верно, — поддержала ее Мэри. — Устала ты или нет, а изволь раздвинуть ноги, да еще притворяйся, что в восторге.

— Если повезет, — подмигнула старушке Молли, — то и притворяться не надо.

— Что я слышу? — притворно нахмурилась Рут. — И это от вдовы! Похоже, твою постель до сих пор кто-то греет, иначе ты бы рассуждала по-другому…

В ответ Молли засмеялась, а за ней все остальные. Попивая молоко, Кэтрин с изумлением смотрела на женщин. Ее поразила грубоватая откровенность, с какой велась беседа. Видно, новые приятельницы не испытывали трепета перед мужчинами и не считали зазорным обсуждать столь деликатные вещи.

Следующий час принес еще больше открытий. Смех за столом не умолкал, отчасти его можно было объяснить действием виски, но только отчасти. Прислушиваясь к разговору, Кэтрин представляла себе жизнь, о которой до сих пор не догадывалась. В этой жизни все подвергалось сомнению и не щадилось ничего, вплоть до установлений Церкви. Интересно, в чем причина их внутренней раскованности? Происхождение или влияние Ненвернесса? Очевидно, в замке царит свободолюбивый дух, поэтому женщины, никого не страшась, вышучивают то, что для Кэтрин всегда являлось незыблемым. Давно она так не смеялась, у нее уже ломило все тело, а остановиться было невозможно, особенно когда Рут с серьезным видом начинала очередную байку о похождениях своего мужа. Кэтрин еще не успела познакомиться с Алисдером и подозревала, что после сегодняшнего вечера не сможет взглянуть на него без улыбки.

Пожелав всем доброй ночи, причем голос у нее звучал не слишком твердо, она пошла к лестнице. Ее все-таки уговорили попробовать виски, и, судя по пожару, вызванному у нее в желудке, его правильнее было бы назвать рекой огня, а не водой жизни. Кэтрин ощущала приятное тепло, скорее от царившего на кухне духа товарищества, нежели от воздействия спиртного.

— Вы не уроните свечу?

Вопрос был задан насмешливым шепотом, но для ее натянутых нервов он прозвучал как удар грома.

Однако Кэтрин не остановилась, хотя свеча и в самом деле предательски закачалась, наверняка упав бы с подставки, если бы Макдональд предусмотрительно не подхватил ее. Кэтрин не сопротивлялась, ибо за долгие годы она усвоила, что там, где мужчина хочет выказать силу, женщине остается лишь повиноваться.

— С чего это вдове Сиддонс вздумалось бродить ночью по моему замку?

Хью подошел ближе — темный, еле различимый силуэт. Кэтрин не отодвинулась, даже когда он коснулся ее обнаженной руки.

— Разве у меня не может быть бессонницы? — с вызовом спросила она, чувствуя, как бешено колотится сердце.

Он благоразумно оставил ее вопрос без ответа. Да и что говорить? Что сам нехотя ложится спать, потому что стоит ему закрыть глаза, как перед ним возникает миловидное лицо с незабываемыми карими глазами и прелестнейшим в мире ртом, хотя произносимые им слова не всегда бывают столь же прелестны.

Кэтрин попыталась отстраниться, но в этот момент Макдональд обнял ее за талию и властно привлек к себе.

Почему она не протестовала, зная, что мужские объятия приносят женщине одни страдания? Да потому, что его прикосновение волшебным образом умерило снедавший ее лихорадочный жар, заменив чувством удовлетворения и покоя. Но зачем, во имя всего святого, она вообще ступила на эту опасную тропу? Супружеская постель оказалась для нее ложем пыток, а вовсе не сладкой погибелью, которую, она была уверена, сулили его объятия. Откуда же взялась эта уверенность, ведь ее небогатый опыт ничего подобного не предвещал? Очевидно, ей подсказал внутренний голос, которому любая женщина привыкла инстинктивно доверять. Значит, вот он каков, греховный плод с древа познания, влечение к которому мы унаследовали от праматери Евы.

Подозревать о силе страсти и не иметь возможности ее удовлетворить, разве не самый тяжкий грех?

— Своим громким смехом вы мешали мне работать, — произнес Хью, придвигаясь еще ближе и зарываясь подбородком ей в волосы.

Одно краткое, восхитительное мгновение он наслаждался ее ароматом, в котором причудливо смешались запахи виски, лавандовой воды и женского тела.

— Вы нарочно хотели оторвать меня от занятий? Упрек, сдобренный насмешкой, — так рисовому пудингу придает вкус горсточка изюма.

— Я просто шла спать, — возразила Кэтрин, отодвигаясь. — Вы не одобряете веселья?

«В том-то и дело, — с грустной иронией подумал он, — что в тебе я одобряю все».

Оба молчали. Колеблющееся пламя свечи выхватывало из мрака то янтарную глубину ее широко раскрытых глаз, то очертания упрямо вздернутого носа, то нежную выпуклость щек. Еще недавно чуть розоватые от виски, они теперь заалели под его пристальным взглядом, а пухлые губы стали пунцовыми, будто их укусила пчела.