Ночь чудес - Натали де Рамон Страница 18

— Столкнулись?

— Ага…

— Ладно, дружок, не переживай. — Лох отечески похлопал его по плечу. — Обошлось. Может, пожрать чего закажем по телефону?

И я уже никогда не смогу позвонить твоей хозяйке, подумал Валет, а вслух произнес самым подхалимским тоном:

— Вы такой опытный, невозмутимый, а свой в доску! Взяли бы меня в напарники. Меня зовут Валери.

Такие всегда работают в одиночку, подумал Валет, потенциальный напарник ему как щуке зонтик. Сам постарается сбить меня с хвоста.

— В напарники? А ты кто? Ты явно не из наших.

— Патрон, вы просто экстрасенс! — Организм Валета нещадно требовал горизонтального положения и полного покоя, но Валет продолжал подобострастно улыбаться, удивляясь, что флик, [4]а это был точно флик, пусть даже в прошлом, не торопится от него избавиться. — Я в консерватории учусь.

— Ишь ты! Молодец! — одобрил флик и лукаво подмигнул. — А скрипачка Фелис — твоя невеста?

— Э-э-э… н-ну… Просто знакомая!

Флик снова подмигнул с тем же выражением.

— Да ладно. Что я, не понимаю? Что я, не видал, как ты вспотел, когда стал оправдываться за девчонку?

— Н-ну…

— Ревнует к тетке?

— Ага! Вы просто все насквозь видите, патрон!

— Слушай, а неужели эта девчонка правда учится на виолончели? И большие способности?

Валет чуть не икнул, но тут же сообразил — камера, должно быть, записала беседу с брюнеткой.

— Нет! Что вы! Полная бездарь. Одни от нее неприятности.

Флик хмыкнул.

— Актрисой хочет быть, — добавил Валет.

Флик опять хмыкнул, но уже задумчиво и так же задумчиво покивал.

— У меня тоже от артистов сплошной геморрой. Даже в отставку из-за артистки попал. А ты говоришь — в напарники!

— Надо же, мужественный блюститель закона и хрупкая служительница искусства! Расскажите! — Он не имеет права ни о чем рассказывать, он должен уйти, мечтал Валет.

Рей вдруг почувствовал неудержимое желание рассказать. Он всю жизнь не имел права делиться служебной информацией, но теперь-то он — частное лицо!

— Дело было так. В свой последний отпуск я поехал в Марсель, я там родился и вырос…

И Валет с ужасом осознал, что теперь он обречен выслушать все: про то, как флик любил одноклассницу, а она не дождалась его из армии, как потом он взял и поступил в полицию, как учился, поздновато женился, быстро развелся, наверное, потому, что жена была на десять лет моложе. Валет усилием воли заставлял себя кивать и удивленно восторгаться:

— Надо же!

Как глупо он просчитался, надо же, кстати, было сообразить про болтливость «коллеги», когда тот выложил ему всю подноготную своей сегодняшней миссии. Теперь вся уже почти выигранная партия грозила рухнуть карточным домиком, если король пик и дама треф уйдут из ресторана и застанут их с фликом в своем номере.

— Иду я, Валери, — заплетающимся языком исповедовался флик, — по родному городу и встречаю… Как ты думаешь, кого?

— Ришелье, — с трудом скрывая нетерпение, буркнул Валет.

— Не, не Ришелье! А своего одноклассника, Виктора Брюно. А он… о! Певец, бас. О!

От неожиданности Валет даже вздрогнул. Ведь именно бас Брюно и познакомил его когда-то с Пиковой Дамой.

— Ты чего, артист, не знаешь Брюно? Или ты не артист? — Флик насторожился так, будто от того, знает Валет этого самого Брюно или не знает, зависит благополучие всей планеты.

— Знаю, знаю. Только он в Милане поет, а не в Марселе.

— Правильно, теперь поет в Милане, а лет двадцать пять назад мы с Тото в Марселе сидели за одной партой.

— Надо же!

— А что такого? Тото меня и пригласил вечером в оперу. Это такая была акция! — Флик поднял указательный палец. — Париж — Милан — Марсель, а Тото пел самую главную партию!

— В акции? — съехидничал Валет.

— Дурья башка! В опере. «Кукумария» называется.

Валет поморщился.

— «Ламинария» композитора Маролли. Хор водолазов такой же мировой хит, как марш из «Аиды».

— Молодец, — похвалил флик. — Им подлинные костюмы от первой постановки какой-то коллекционер из Парижа дал. Постановка-то международная, сам итальянский посол в ложе с нашим мэром.

Господи, когда же это кончится? — страдал Валет, в очередной раз повторив свое «надо же».

— А в антракте подлетает ко мне Брюно, как есть в гриме, понятно, вся публика на меня уставилась, и тащит за кулисы. «В чем дело, говорю, я бы к тебе и так после спектакля на банкет пришел». А он мне, дескать, пропал костюм этой самой Ламинарии для третьего акта, катастрофа. Я говорю, у вас же есть официальная охрана, а он мне: никак нельзя, шум будет, международный скандал. Ищи и все, чтобы к концу второго акта эти антикварные тряпки были!

— И ты нашел? — Валет решил все-таки хоть как-то ускорить рассказ; он совсем пал духом.

— Нашел, ясное дело. Ты оперных итальянских певиц можешь себе представить? Ну! Главная у них оказалась здоровее самого Паваротти! Костюм ей не налез, — хмыкнул бывший флик, — и тогда эту роль отдали худенькой певичке, девчонке. А эта главная певица…

— Прима…

— Прима, пускай. — На этот раз флик не обиделся. — Она точно прима! — И показал руками габариты примы. — Сперла у нее это несчастное платье. Там искать — нечего делать. Я как эту приму в хвостах и плавниках в гримерке увидал, сразу понял. Она это платье в скрипичном футляре прятала. У ней муж скрипач. У примы. Я из-за нее из полиции-то и вылетел.

— Убил ее, что ли?

— Скажешь тоже, артист. Как мы с Тото платье в скрипке нашли, она из гримерки бегом и на самую верхотуру над сценой в своих плавниках взвилась. Там высота страшенная, метров тридцать будет. Всякие штуковины, ну там для занавеса, декораций и всякой этой вашей театральной дребедени. Барабаны, цепи, балки всякие. А внизу, натурально, этот твой хор водолазов скачет…

Валет чуть не плакал. Все насмарку, и потом, ну как хор водолазов может скакать?

— А прима, я же тебе говорил, в плавниках и с хвостом, она от меня по этим всяким оснасткам над сценой и полезла. Я за ней. А зря. Надо было входы-выходы перекрыть да и выпускать по документам публику. Эта бы там на верхотуре посидела-посидела и слезла бы. Только что уж теперь. — Он вздохнул. — Я-то сдуру рванул за ней. Она — прима! — Флик снова показал габариты примы. — Да еще с рыбьим хвостом, ну точно крокодилица по размеру, за что-то там зацепилась и повисла на цепи. И ведь висит, тридцать метров под ней, и хоть бы вякнула. Ни гугу! Я так осторожненько на какую-то балку ложусь, Тото за подмогой послал, и к приме-то ползу. Да, видать, цепь-то качнул. Тут все как завертится, закрутится! Короче, ляпнулся, говорят, я на сцену и башку расшиб. Только через неделю пришел в сознание. Еще удивительно, как хребет не сломал. Потом врачи у меня неадекватные реакции нашли, комиссовали вчистую.