Колесо судьбы. Дочь вождя - Морвейн Ветер Страница 18

А для Льефа уже не имело значения, что чужачка проиграла. Сила, судьба и воля богов – все эти слова теряли смысл, когда они с Кеной оставались наедине, потому что Льеф просто хотел, чтобы Кене было хорошо. И ещё – чтобы она стала такой, какой Льеф впервые увидел её.

– Моя мать была рабыней, – сказал он после долгой паузы то, чего вслух не произносил никогда. – Но мне рассказывали – у неё были драгоценности, платья и меха. Было то, чего нет у многих жён. Дай мне срок.

Кена невольно провела рукой по волчьей шкуре, и, словно поняв, о чём она думает, Льеф наклонился и обнял пленницу со спины.

– Не снимай её, – шепнул он в самое ухо Кене, и по телу девушки пробежала дрожь. – Пока она с тобой, я тоже буду рядом.

– Так и есть, – Кена обернулась и коснулась поцелуем губ Льефа – в первый раз она осмелела настолько, что сделала это сама.

Льеф замер от неожиданности, но через мгновение принялся яростно целовать её в ответ.

– Только боги знают, как я хочу тебя… – прошептал он.

– Прямо здесь?

Льеф качнул головой.

– Потом. Когда мы будем только вдвоём. Когда я дам тебе всё, чего бы ты хотела.

Кена закрыла глаза и прижалась к щеке Льефа лбом. Какое-то время молчала, а потом спросила:

– Ты правда хотел бы, чтобы я спела?

Льеф кивнул и убрал с её щеки непослушную прядь волос, приоткрывая лицо.

Кена на секунду подняла веки, чтобы взглянуть на него, а затем снова опустила и, не отстраняясь, запела – протяжно и негромко, но так, что голос её разливался далеко над рекой, подобный крикам чаек над морской волной.

Она пела о дальних странах и чудесных островах, о великих героях и древних богах – те песни, которые знала. Хотя хотела бы в эти секунды петь о другом – о том, как настоящая магия творится внутри, когда Льеф обнимает её, и душа Кены переплетается в объятиях с его душой.

***

Прошло несколько дней. Улучив момент, когда Кена закончила работу и осталась одна, Льеф отозвал её в сторону, за стабур.

– Что-то случилось? – спросила Кена, не совсем понимая, почему Льеф не дождался вечера.

Льеф покачал головой.

– Ничего. Мне не дают покоя твои слова.

– Мои слова?

– Про судьбу.

Кена озадаченно смотрела на него.

Льеф же забрался пальцами под правый рукав меховой куртки, в которой ходил с тех пор, как остался без плаща, а когда вынул – держал в руке золотое обручье.

Поймав запястье Кены, защёлкнул на нём браслет. Взгляд девушки оставался всё таким же недоуменным. Она поднесла запястье к глазам и кончиком пальца провела вдоль извивающегося тела дракона, выгравированного на браслете.

– Его дал мне конунг, – сказал Льеф. – Так удача конунга перешла ко мне. Теперь я хочу, чтобы она стала твоей.

В глазах Кены проскользнула искорка понимания.

– Ты думал об этом? – всё так же удивлённо спросила она.

– Да. Я всё время думаю о тебе. С тех пор, как впервые увидел на чужом берегу.

Кена перехватила ладонь Льефа, отпустившую было её запястье, и прижала к щеке.

– Я тоже всё время думаю о тебе, – сказала она.

Льеф наклонился и поцеловал её.

– Спасибо, – шепнула Кена в приоткрытые губы северянина. – Но мне не стоит носить его, Льеф. Даже плащ…

– Если кто-то захочет отобрать, скажи – я отрублю ему руки. Так и будет, Кена. Такова воля богов и их наказание тому, кто ворует чужую судьбу.

Кена кивнула, хотя и сомневалась, что угроза поможет, если прозвучит из её уст.

Однако же ничего плохого не произошло. Многие заметили браслет, но никто не решился подойти к Кене – ни для того, чтобы отнять украшение, ни для того, чтобы что-то спросить. Только вечером она уловила шепоток:

– Вот так-так… чужеземное заклятье сильно…

***

Дни тянулись за днями, и ночь за ночью становилась короче. Солнце всё дольше задерживалось на небосводе, и всё явственнее видел каждый, что зима повернулась к весне. Потекли первые ручьи, раскололся лёд на реке, и как-то утром, когда Кена поднялась и собралась отправиться на мельницу, Льеф – вопреки любым обычаям – с мечом на поясе и луком за спиной показался в пристройке для рабов и окликнул девушку.

Кена замерла, удивлённая и испуганная тем, что у других рабов появится теперь новый повод для сплетен, но Льеф сказал только:

– Надень плащ, возьми всё, что нужно – мы уезжаем в город, когда солнце взойдёт.

Кена торопливо кивнула. Ей нечего было взять – всё, что имела, она носила на себе. Льеф скрылся, но через несколько минут Кена нагнала его. Северянин сидел в седле.

Льеф протянул руку и, когда Кена протянула свою в ответ, легко забросил девушку на излучину, а затем ударил коня по бокам, и тот припустил в галоп.

Сердце Кены пустилось вскачь – от близости тела Льефа, от быстрой езды, от которой она давно отвыкла, от ветра, бьющего в лицо.

– Куда мы едем? – спросила она, чуть поворачиваясь к Льефу и плотнее вжимаясь в него, чтобы не упасть.

– Пока на ярмарку, – сказал Льеф.

– А потом?

Льеф не ответил.

***

Северяне торговали со всеми землями, в которых грабили амбары, из которых увозили добычу.

В земли запада продавали меха, в восточные – оружие, и всюду – воинское искусство. Продавали пушнину, шкуры и коней, сыр и пиво, то, что собирали в лесах, особенно мёд и воск. Выставляли на продажу и морской улов, в том числе рыбу и моржовую кость, а еще лен и мотыги с косами, посуду. Рабов. Украшения, вещи для ухода за собой – костяные и деревянные гребни, пинцеты, палочки из серебра для чистки ушей, притирания, масла и мази, оружие и краску для глаз.

В Халлсейри – главной торговой ярмарке севера – продавали саамам сало и масло, а в обмен получали оленью кожу, разные меха, птичьи перья, китовый ус и корабельный канат из моржовой кожи.

За серебро покупали ткани и товары из южных стран: статуэтки и украшения из драгоценных минералов, часто в восточном стиле, изысканные материи, сотканные франками.

Другой торговый город назывался Луид и располагался на полуострове Сионе. Его защищали деревянные стены.

Корабли из Сканера и Халлсейри отправляли на север пшеницу, солод и мёд, а оттуда привозили рыбу.

Для горожан торговля стала основным занятием, но они всё же оставались воинами. Сами управляли судами, запасались оружием и нанимали дружину, нередко отбивали атаки викингов.

А северные вожди наряжались с такой роскошью, какой трудно ожидать от столь диких и жестоких воинов.