История одной болезни - Надежда Никольская Страница 18

– А где же ты жить собираешься? – Ответ Алексей знал, но надеялся на чудо.

– Здесь. С тобой. Не брошу же я тебя только из-за того, что у тебя квартира за Кольцевой? Я же тебя люблю.

Алексей почувствовал себя мышью в мышеловке.

– Марианна, но ведь я не самый богатый, у меня алименты теперь будут. А ты молодая, красивая.

– Я думаю, Раечка ни на что претендовать не будет, – парировала Марианна. – Да и зачем нам сегодня это обсуждать. Лучше будем праздновать!

– Что праздновать-то? – У Алексея праздничного настроения не было.

– Как что? Мы же теперь вместе. Навсегда. Скоро поженимся. Хочешь, я покажу тебе платье?

Алексей налил себе чистого виски, выпил, закусывать не стал. Посмотрел на Марианну, налил еще, снова не закусил и выдохнул:

– Показывай!

Дома Раиса немного подумала, не обидеться ли ей на неверного мужа. Она о нем, можно сказать, позаботилась, рассказала его любовнице, где он теперь живет. Собственными руками построила чужое счастье.

Не сказать, что Раиса была такой уж идиоткой, и мужа своего знала довольно давно и хорошо. Она сразу заметила, что приход Марианны вряд ли стал для него приятным сюрпризом. Но когда любовница позвонила Раисе узнать адрес Алексея, Раиса решила, что имеет право на маленькую женскую месть. Даже не месть, а так. Но, не успев продиктовать адрес, она тут же забыла об этом, слишком много событий происходило в ее собственной жизни.

Она тряхнула головой и подумала, что ей больше неважно, обижается Алексей на нее или нет. И вообще, ей о нем даже думать не хотелось.

Зато хотелось почему-то сделать ремонт. Еще минут через пять, когда жажда деятельности стала нестерпимой, Райка вернулась к компьютеру. Она немножко полазила в Интернете, потом на глаза попался незаконченный перевод, и она решила немедленно им заняться.

Вообще-то у нее был принцип: никогда не работать по вечерам или ночью. Но сегодня все было так необычно, что изменение собственных принципов ее уже не пугало. В результате Райка сварила крепкий кофе, мстительно подумав, насколько вредным это сочла бы ее мать, и обнаружила, что ночью работается значительно легче. Правда, если бы она посмотрела на часы, то выяснила бы, что нет и десяти вечера. Однако когда Раиса встала из-за стола, было три часа ночи, работу, на которую она отвела себе еще четыре дня, строго по два часа в день, она успешно закончила, а главное, не хотелось думать о чем бы то ни было. Как о плохом, так и о хорошем. Сил хватило только завести будильник и лечь спать. Тот интересный факт, что первый раз лет за десять она заснула сразу, Райка заметила только утром.

А утром ее ждал еще один сюрприз: Колька явно решил начать новую жизнь. Его не пришлось долго будить и уговаривать одеться. Даже портфель у не самого прилежного второклассника в школе вдруг оказался собран. Более того, Колька попросил завтрак. Сам попросил!

Райка бросилась варить овсяную кашу, а ребенок ее прилежно съел. И, несмотря на эту неожиданную, хотя и совершенно необходимую задержку, в школу они успели выйти вовремя.

Отведя Кольку на уроки, Раиса поняла, что делать ей по-настоящему нечего. Даже в спортклуб имело смысл ехать не раньше четырех, потому что иначе встанет вопрос, что делать во время Колькиной тренировки. Даже обед у нее есть. Она его приготовила накануне, а вчера они с Колькой после школы посетили «Макдоналдс». Немного подумав, Райка поняла, что обычно усаживалась за стол часа три: телефон, раскачаться, разложить пасьянс – все это отнимало время от собственно работы, вот и получалось, что она никогда ничего не успевает. То есть успевает, но тратит гораздо больше времени, чем нужно.

Чтобы хоть как-то убить время, Райка занялась разборкой древних бумажно-шмоточных завалов. Причем дело шло очень успешно, и буквально через какой-то час в ее квартире наступил относительный порядок. Тут и раздался очередной телефонный звонок. Звонила мама.

Анна Петровна была несколько обескуражена. Райка не звонила с извинениями, не спешила с просьбами о помощи. А ведь накануне Анна Петровна с Алексеем так хорошо все обсудили! Анна Петровна колебалась, но потом нашла приемлемое для себя объяснение: дочери так стыдно после вчерашнего непослушания, что она не может себя заставить позвонить. Ну что ж, материнская любовь позволяет пойти на любые жертвы. Она сама позвонит и даст ей возможность извиниться.

С такими мыслями и интонацией инквизитора, ожидающего раскаяния от еретика (интонация получалась не специально, скорее соответствовала сути), она осведомилась:

– Доброе утро, Рая. Как спалось?

Анна Петровна, очевидно, ждала жалобного рассказа о бессоннице, вызванной муками совести.

– Прекрасно! – Райка, в состоянии эмоционального подъема (куча барахла уменьшалась как по волшебству), ответила искренне.

– А я вот спала плохо. – В голосе Анны Петровны прозвучал торжественный траур. – Я думала о загубленной жизни моей дочери и о том, как она губит моего внука.

– А-а, – неопределенно рассеянно ответила Райка.

Наивной Анне Петровне показалось, что дочь проняло. На самом деле Райка ненадолго прервала уборку, а теперь пыталась аккуратно налить себе кофе, естественно, пролила и отвлеклась на размышления о собственной неловкости. Причем неловкость волновала ее исключительно в связи с предстоящим посещением спортклуба. Маме и ее нотациям в реальности сегодня места не было.

– Так что ты мне скажешь, Раиса? – еще торжественнее произнесла обнадеженная мать. Она же не видела, что дочь увлеченно варит кофе, поэтому приписала паузу в разговоре тому, что несчастную мучает совесть.

– Да ничего, – с оттенком удивления ответила Райка. – А ты, вообще-то, о чем?

– Я вижу, тебе трудно обсуждать это по телефону. Я приду после Колиной продленки, и мы поговорим.

Анна Петровна решила сменить гнев на милость. Все-таки она нужна своей слабохарактерной дочери, пока та не натворила еще какую-нибудь глупость.

Это Райка услышала.

– Ой, нет-нет-нет! Мы не успеем, мам. И Коля сегодня на продленку не пойдет. У него тренировка. Он в секцию записался. Я его поведу.

– Он что? Как ты могла! Ты не посоветовалась со мной! А если я против?

– Мам, ну, конечно, ты против. Когда-нибудь ты разве была «за», если человеку хорошо и интересно?

Райка опять говорила искренне. Она вовсе не собиралась ни грубить матери, ни выяснять с ней отношения. Просто по ее, Райкиному, ощущению все детство она постоянно делала только то, что правильно и надо, а это так же постоянно не совпадало с ее желаниями, а часто и со способностями. Например, в художественной школе она рисовала хуже всех, и рисовать никогда не любила. А мать, хотя и не считала ее талантливой, не могла, вероятно, признать поражение и считала, что Райка должна там учиться.

– То есть ты хочешь сказать, что я вам мешаю? – От неожиданности Анна Петровна забыла весь отрепетированный текст вместе с выверенными интонациями.