Нежная охота на ведьму - Дарья Симонова Страница 18

Осколок досады впился в Стешино эго: Кара только что вернулась из поездок в Углич и Калязин, где показывала красоты Золотого кольца кому-то из приятелей. И вот уже собиралась в Питер! А Стефания нынче не едет никуда… Однако Кара была не только непоседливой, она, несомненно, была еще и талантливой. Стефания поначалу настороженно знакомилась с ее творениями, потому что и здесь Кара была «двое-рукой», как упомянутый великий граф-мистик, то есть писала и стихи, и прозу. Стеше была интересней проза. Литературных «двустволок» она до сей поры не жаловала, а поэтесс и вовсе сторонилась. Но Кара была интересней как раз в стихах. Ее сценическая подача была демонической и излишне театральной, но Стефания полагала, что со временем эти излишки энергии вольются в слово. Впрочем, именно эти «излишки» надо было благодарить за то, что Стеша хотя бы изредка начала выползать в свет. Она, конечно, боялась. Боялась кровотечений и обморока на людях, не оставалась на фуршеты и трусливо просила Витю, чтобы он отвез домой. Лошадиными дозами глотала лекарства. Но она начала преодолевать свои страхи. Пусть очень медленно, мучительно и болезненно. И в утренних слезах уже не бездействовала, а искала своего врача. Есть пять стадий принятия неизбежного: отрицание, гнев, торг, депрессия, смирение. Кажется, у Стеши они перепутались в один страшный клубок и ходили по кругу. Но движение все равно лучше стоячих вод…

Отношение к Каре в литературной тусовке было двойственное. Иначе и быть не могло — слишком она выбивалась из стаи. Разрезала собой пространство, как говорил Глеб. Два фундаментальных образования, всегдашняя готовность просветить, прийти, показать, быть первоклассным гидом и экскурсоводом. Особенно, что касалось авангарда и модерна. Кара фонтанировала именами и фамилиями, многие из которых Стеша к стыду своему никогда и не слышала. По интеллекту она была на две головы выше прочих, писать начала недавно, но была очень плодовита. Быстро сходилась с людьми, завоевывая их расположение готовностью к искрометным посиделкам в кафе, а также любила выступить с анализом произведений начинающего автора, и при этом не облить его грязью. Большая редкость в пишущей среде!

Кроме того, редким был и ее кругозор, позволяющий ей выступать в роли докладчика на мероприятиях, претендующих на научность. И что немаловажно, у Кары хватало энергии еще и написать обо всем этом. Теперь, когда литературой могли зарабатывать единицы, пишущий люд был одержим продвижением. Оглаской и рекламой. С паршивой овцы, как говорится… Тайно или явно всем хотелось, чтобы писали о них — а не они о ком-то! — а востребованное уже может претендовать на ремесло. Что ж, Кара это быстро почувствовала. Она могла написать практически о любом событии в мире искусства, будь то кинопремьера, выставка живописи или тонкости перевода современной немецкой поэзии. Но можно представить, как эта универсальность могла раздражать ревнивых завсегдатаев литературного круга. Извечные вопросы толпы «откуда она взялась и чего хочет» никто не отменял. Особенно злились дамы, которые до сего момента считали себя значительными фигурами в литературной иерархии. Оно и понятно. Стешу, однако, более интересовали другие вопросы. Не откуда Кара взялась, а зачем? Не чего она хочет, а почему решила получить желаемое, распахивая столь бесперспективную теперь ниву. И, в конце концов, почему она относится ко всей этой своре так серьезно…

— Ты занимала высокую должность в престижном журнале. Неужели у тебя не осталось знакомств и связей?! — удивлялась Стеша. — С твоими знаниями и энергией ты можешь работать и в музеях, и в галереях, и преподавать в пяти вузах…

Вопрос сам собой увядал к тому моменту, как был произнесен. Стефания, конечно, понимала все и сама. Кара устала быть в системе. А свобода нынче оплачивалась плачевно. Что же до нужных знакомств, то… некий магический круг был очерчен вокруг них. О них Кара не распространялась. А Стеша тем временем ждала обещанной протекции в издательство. Но Кара с этим не торопилась, что тоже было объяснимо: ведь не она пообещала, а Глебушка истолковал… К тому же у нее возникли некоторые замечания по рукописи — и Стефанию кольнуло разочарование. Она до сей поры была уверена, что мелкие придирки — удел бездарностей, но Кара-то не из них… Впрочем, это были мелочи в сравнении с тем, что тема издания почему-то вечно съезжала куда-то мимо лузы. Кара начинала зачем-то менять замысел, предлагала непременно включить и питерские особняки. Или вспоминала шедеврального фотографа, которому непременно надо поручить сделать фотографии для издания, потому что лучше его никто… Едва Стеша изумленно отбивалась от «питерской» идеи: «Это ведь полноценная отдельная книга, если не двухтомник. Такой город нельзя делать частью целого!» — сразу появлялась другая словесная тропинка для лирических отступлений.

«Она не будет писать с тобой книгу». Витька как припечатал. Черный маг! Но зачем, зачем?!

Но сегодня тема книги, к счастью, так и не всплыла. Чего трепаться попусту — только последние шансы судьбе портить. Кара после отказа Стеши составить ей компанию в поездке старательно делала вид, что она, разумеется, найдет других попутчиков. Но тон беседы поблек. «Нет у нее никаких попутчиков, — вдруг подумала Стеша. — Просто из гордости не хочет показаться одинокой».

— А ты Михалну позови. Они же с Максом тоже в Питер собирались, — упомянула Стефания ушлую семейную пару, без которой не обходились ни одни литературные посиделки.

— О чем ты! Они давно на мели. Тут ведь такой курьез случился — не поверишь. Я Михалне на день рождения подарила набор ароматных свечей. Давно еще из Италии привезла. Через несколько месяцев они пришли ко мне в гости в новогодние каникулы и принесли мне в подарок… мои же свечи! Мне стоило больших усилий, чтобы себя не выдать. Я понимаю, возраст! Забываешь, кто, что и когда подарил, надо составлять график круговорота подарков в природе… — расхохоталась Кара.

— Даже не знаю, что сказать, — усмехнулась Стеша. — Ты думаешь, это от бедности?

— Я думаю, что в любом случае мне не стоило их конфузить…

— Мне всегда интересно в подобных случаях, где заканчивается обыкновенная оплошность и начинается глубокое безразличие к тебе. Или даже подспудное желание показать свое пренебрежение. Впрочем, с некоторых пор я предпочитаю думать, что это просто отмирание мозговых клеток, неминуемо приводящее к деградации личности. Так что бог с ними, со стариками, — весело закончила Стеша.

А про себя подумала, что дело совсем не в возрасте. Иные старики дадут нам фору по всем жизненным показателям. Но Стефания вовремя спохватилась и перевела тему на житейское, потому что Кара была склонна зависать в пространных обсуждениях литературных склок. Но сейчас это было бы так некстати!

Однако сегодня темы менялись непредсказуемо.

— Скажи, ты продолжаешь… свои исследования? В смысле — призрачные опыты, или прости, если я это неправильно назвала!

Кара смущенно дотронулась до уголков глаз, словно упреждая появление слезы.

— Да… как сказать. Продолжаю — громко сказано, — отозвалась Стеша, осторожно следя за собеседницей. — Точнее будет сказать, анализирую ранее накопленный опыт. Сама понимаешь, чтобы продолжать, необходимы условия. Так сказать, материальная и информационная база. Но главное — надежная компания. В одиночку вообще такие вещи не делаются, нужна объективность неведения, и здесь необходим тот, кто толком не знает, куда и для чего вы направляетесь. Но даже при нынешнем совершенстве аппаратуры, охота на привидений — это, прежде всего, случай. Я вот, например, точно знаю, что в квартире моих родителей есть призрак. Совершенно безобидный, уютный даже. Этакий домовой, гений места. Неосознанно я чувствовала его с раннего детства. Но что я с этим знанием буду делать?! Ну, пыталась я записывать ночами эти скрипы или промельки неясных очертаний. Но какая тут может быть запись?! Это ж все на уровне шестого чувства… Я давно поняла, что гораздо важнее доказательной базы адекватное описание и анализ личного эмпирического опыта. Можно сказать, это откроет нам новые горизонты в изучении психофизики и психосоматики. Причем не только человеческой — животные гораздо чувствительнее многих из нас к метафизической компоненте бытия. Я даже считаю — пускай это пока круги на воде! — что призраки могут помочь нам разгадать сигналы нашего тела, которое всегда предупреждает о наступлении болезни. Тонкая грань, когда стрессы и драмы нашей жизни готовы материализоваться в физический урон, и порой непоправимый, — именно она делает нас чувствительными к метафизике. А мы так преступно беспечны в этот момент!