Только представьте... - Сьюзен Элизабет Филлипс Страница 18

— Я знаю, о чем ты говоришь, и готова позволить тебе спариться со мной, — неохотно проворчала девушка, — хотя все это мне ненавистно!

Кейн снова рассмеялся, но тут же помрачнел, словно прикидывая, не стоит ли задать ей очередную трепку. Выхватив из кармана тонкую сигару, он вышел в сад и чиркнул спичкой. Кит последовала за ним. Кейн стоял у старой ржавой скамьи, взор его был устремлен куда-то вдаль. Она долго ждала ответа и, не дождавшись, спросила:

— Ну, что ты об этом думаешь?

— В жизни не слышал подобного вздора.

Огонек сигары бросал неверные отблески на его лицо, и Кит отчего-то стало не по себе. Господи, это ее единственный шанс сохранить «Райзен глори»! Неужели она его упустит? Она должна, должна убедить Кейна!

— Что же тут вздорного?

— Все!

— Может, объяснишь?

— Я твой сводный брат.

— Подумаешь! Какое это имеет значение, кроме чисто формального? До последнего времени ты и не подозревал о моем существовании!

— Кроме того, я все еще твой опекун, поскольку во всей округе так и не смог найти ни одного человека, готового избавить меня от этой обязанности, и, судя по твоему нынешнему поведению, в этом нет ничего удивительного.

— Я исправлюсь! И кроме того, неплохо стреляю, так что у тебя на столе всегда будет мясо.

Кейн снова разразился проклятиями.

— Выбирая любовницу, мужчины ищут не такую, которая поставляла бы им еду! Им нужна женщина, которая выглядит, ведет себя и пахнет как женщина!

— От меня тоже неплохо пахнет. Понюхай, — предложила Кит, поднимая руки, чтобы он смог проверить, но Бэрону было не до этого. Он так и кипел от злости.

— Такая женщина должна уметь улыбаться, вести приятную беседу и ублажать мужчину в постели, то есть делать все то, о чем ты понятия не имеешь. Так что, боюсь, ты вне игры!

Кит поспешно проглотила достойный ответ и смирила гордость.

— Я могла бы научиться…

— О, ради Бога! — фыркнул он, направляясь к другому концу заросшей травой дорожки. — Я уже все решил.

— Пожалуйста! Не…

— Я не продам плантацию.

— Не продашь…

Кит задохнулась от счастья. Он передумал!

— О, майор! Это… Ничего прекраснее я в жизни не слышала!

— Погоди радоваться. У меня одно условие.

Кит мгновенно насторожилась. Сердце кольнуло дурным предчувствием.

— Никаких условий! Нам они ни к чему.

Он ступил в янтарное озеро света, лившегося из окон столовой.

— Тебе придется вернуться в Нью-Йорк и поступить в школу.

— В школу? — ахнула Кит, не веря своим ушам. — Но мне уже восемнадцать! Я слишком стара для школы. Кроме того, я всю жизнь занималась самообразованием.

— Не в такую школу. В пансион. Место, где учат этикету, хорошим манерам и умению держать себя — короче, всем женским добродетелям, о которых ты понятия не имеешь.

— Пансион! — в ужасе прошептала девушка. — Да это самое идиотское, самое инфантильное…

Но, заметив, что Кейн грозно нахмурился, она мгновенно изменила тактику.

— Позволь мне остаться здесь. Пожалуйста. Я не доставлю тебе ни малейшего беспокойства. Клянусь Богом, я не стану помехой. Буду спать в хижине, и ты даже не заметишь моего присутствия. Поверь, я могу быть полезной, потому что лучше меня никто не знает этой плантации. Не отсылай меня, пожалуйста!

— Ты сделаешь, как я велю.

— Нет, я…

— Если вздумаешь взбрыкнуть, я продам «Райзен глори» так быстро, что ты и опомниться не успеешь. Поверь, у тебя не останется ни малейшей надежды получить ее обратно.

Кит стало дурно. Ее ненависть к Кейну сгустилась в жесткий, тугой ком, осевший где-то рядом с сердцем.

— И сколько… сколько мне придется пробыть в этом пансионе?

— Пока не станешь вести себя как леди, так что, полагаю, все зависит от тебя.

— Но ты можешь продержать меня там всю жизнь.

— Хорошо. Скажем, года три.

— Но это невыносимо долго! К тому времени мне исполнится двадцать один!

— Тебе многому нужно научиться. Впрочем, выбор за тобой.

Кит горько вздохнула.

— А что будет потом? Смогу я выкупить у тебя «Райзен глори»?

— Поговорим, когда время придет.

Он обладает властью на годы разлучить ее с «Райзен глори», со всем, что она любила.

Кит отвернулась и бросилась в столовую. Она унизилась до того, что предложила ему себя, и сознание этого невыносимо ее терзало. Ничего, когда ссылка окончится и «Райзен глори» перейдет к ней, он заплатит за все.

— Что скажешь, Кит? — спросил он, внезапно появляясь в комнате.

— Похоже, ты не дал мне выбора, янки, — с трудом выдавила она.

— Так-так-так…

Тишину разорвал женский голос, низкий, бархатисто-чувственный.

— Поглядите-ка, кого привезла моя девочка из самого Нью-Йорка!

— Софрония! — взвизгнула Кит, с разбегу бросившись в объятия стоявшей на пороге женщины. — Где ты была?

— В Радерфорде. Джексон Бейкер заболел.

Кейн в изумлении уставился на женщину. Так это та самая Софрония? До сих пор он представлял себе полную пожилую негритянку, но той, что стояла перед ним, не могло быть больше двадцати пяти. Кроме того, она так и сияла необычной, экзотической красотой. Стройная, с изумительной фигурой, Софрония возвышалась над Кит на целую голову. Высокие, чуть выдающиеся скулы, кожа цвета жженого сахара, раскосые золотистые глаза… Взгляды их встретились и застыли поверх макушки Кит.

Наконец Софрония высвободилась из объятий воспитанницы и шагнула к Бэрону, двигаясь с ленивой грацией пантеры. Даже простая хлопковая ткань ее платья выглядела на ней дорогим шелком. Встав перед Кейном, она спокойно протянула тонкую руку:

— Добро пожаловать в «Райзен глори», хозяин.

До чего же омерзительно вела себя Софрония в поезде по дороге на Север! Только и слышишь: «да, сэр», «нет, сэр», сплошные льстивые улыбочки, любое желание Кейна немедленно исполняется… Ни разу, ни разу она не приняла сторону Кит! Правым неизменно оказывался ненавистный майор.

— Потому что он и в самом деле прав, — заявила Софрония, когда Кит окончательно потеряла терпение. — Пора бы уже вести себя как подобает взрослой женщине. Свою природу не изменишь.

— А тебе давно пора вспомнить, с кем ты заодно и кто тебе ближе.

Софрония и Кит искренне и нежно любили друг друга, несмотря на то что одна была белой госпожой, а другая — черной рабыней. Но это еще не означало, что они никогда не спорили. И эти споры становились все горячее по мере приближения к Нью-Йорку.