Голос сердца - Юлия Богатырёва Страница 17

— Адам, возьми себя в руки — спокойный Олин голос раздался совсем близко — это не решит твою проблему. Отпусти его, пожалуйста. Уверенна, у него и в мыслях не было тебя оскорблять, на него это совсем не похоже, да Никита? — серьезно спросила она. Горчеев усиленно закивал головой. Но мне теперь не так-то просто было успокоиться: плохое настроение перешло в ту стадию бешенства, когда мне сложно остановиться, но я еще соображал, что делаю. Я закрыл глаза, чтобы не видеть испуганного лица зама старосты и попытался справиться с гневом. Получалось плохо, внутри меня всего трясло и пальцы так вцепились в Никитину рубашку, что не желали меня слушаться и разжиматься.

— Посмотри на меня, Адам — сказала Ольга так уверенно, что моя голова сама собой развернулась в ее сторону, а глаза открылись — Теперь сделай глубокий вдох и задержи дыхание — это было настолько неожиданное предложение, что у меня вырвалось раздраженное:

— Зачем?

— Так надо. Ты должен успокоиться. Пожалуйста, сделай — попросила она. Решив не спорить, я вдохнул и задержал воздух в легких. Потянулось молчание. Ольга внимательно смотрела на меня, я — на нее. Горчеев замер и старался не трепыхаться у меня в руках — умный парень. Секунд через 10–12 Соколова произнесла:

— Теперь очень медленно выдыхай и расслабляй с выдохом все тело.

Я сделал как она сказала, чувствуя как напряжение, превратившее мои мышцы в камень чуть-чуть отпустило меня.

— Еще раз. — скомандовала Ольга — Вдох… И выдох… Ну как, легче стало?

Да, она была права, это помогло, по крайней мере, теперь пальцы меня слушались и я смог отпустить Горчеева.

— Хорошо, молодец — похвалила меня Соколова — Теперь по поводу проездного. Никита, ты правда его потерял и деньги вернуть не можешь? — Тот угрюмо кивнул.

Девушка на секунду задумалась, потом сказала:

— Тогда так: ты, Ник, отдашь Адаму свой проездной — это будет справедливо, согласен?

— Ух ты, и правда! — обрадовался зам старосты — И как я сам раньше до этого не додумался? — он полез в карман своего рюкзака, вытащил оттуда новенький проездной на ноябрь и протянул его мне.

Я молча взял, развернулся и пошел на свое место. За спиной я услышал, как Оля сказала Горчееву:

— Знаешь, Никита, я бы на твоем месте повнимательнее посмотрела в рюкзаке. Где ты остальные проездные держал? В том же кармане?

— Нет, в другом. Ты думаешь он там? — устало спросил парень.

— Не знаю, но проверить-то можно.

Я обернулся посмотреть что будет дальше. Зам старосты полез в рюкзак, покопался в нем и вдруг выудил оттуда другой проездной:

— Нашел! — удивленно пролепетал он и быстро обернулся к Соколовой — Как ты узнала?

Та пожала плечами и выдала:

— Интуиция, наверное.

Тут уж я не смог сдержаться: я так захохотал, что меня, наверное, и в коридоре было слышно. Все обернулись и посмотрели на меня как на сумасшедшего, но мне было наплевать. Ну, Соколова, ну дает! Опять эта ее интуиция! Надо было видеть лицо Горчеева: оно так забавно вытянулось от удивления, что при воспоминании об этом у меня случился новый приступ хохота. Даже слезы на глаза навернулись.

В аудиторию вошел преподаватель по основам бухучета. Оглядел нашу группу и улыбнулся:

— Что, весело вам, господа студенты? Веселитесь пока можете, а то скоро вам станет не до веселья — сессия не за горами. Рассаживайтесь, начнем проверять ваши знания по пройденному материалу. Кто хочет выйти к доске и решить задачу на амортизацию? Может ты, Идолбаев? — Я отрицательно покачал головой — почему-то я так и думал. Ладно, откройте ваши тетради и пишите условия задачи…

Все быстренько побежали рассаживаться по своим местам. Смех выбил из меня всю злость и напряжение последних суток, и я наконец-то снова почувствовал себя нормальным человеком, а не ходячей бомбой замедленного действия. Оля протиснулась мимо меня на свое место, шепотом спросила:

— Ты как? В порядке?

— Да, все отлично. — на меня навалилась усталость, но на душе было удивительно спокойно.

Девушка недоверчиво взглянула на меня, проверяя, а потом облегченно улыбнулась:

— Слава Богу, а то я уж испугалась за сохранность твоего рассудка. Чего ты так ржал?

— Тебе не понять — я попытался сдержать расползающуюся улыбку, при воспоминании о ее ответе Горчееву. Оля вдруг отвернулась и обиженным голосом сказала:

— Конечно, где уж мне. Я ведь такая глупая!

Я сообразил, что мой ответ прозвучал не корректно, особенно учитывая нашу утреннюю размолвку:

— Слушай, Оль, не обижайся, я не это имел в виду. Просто это было смешно только для меня, видимо это была эмоциональная разрядка.

— Идолбаев! — услышал я голос препода — что ты такого интересного Соколовой рассказываешь? Может ты и нам расскажешь тоже? Еще одно замечание и пойдешь в коридор, понял?

— Да, Виталий Сергеевич — пришлось отложить разговор с девушкой до конца пары.

В то время как остальные усиленно напрягали мозги в поисках решения бухгалтерских задач, которыми нас исправно снабжал препод, мои мысли улетели совсем в другом направлении. Я думал о том, какая Соколова все-таки молодец! Во-первых, выполнила свое обещание быть моим личным тормозом, когда я себя не контролирую, даже не смотря на утреннюю обиду из-за моего грубого отношения. Другая бы гордо плюнула на меня и сказала: «А не пошел бы ты, Идолбаев, далеко и надолго?». Но только не Ольга. Вот это настоящий друг, я понимаю! Ее преданность и честность заслуживают восхищения. А во-вторых, очень грамотно помогла мне справиться с моим бешенством. И откуда она только узнала, что глубокое дыхание помогает мне успокоиться? Неужели опять интуиция?! Надо будет ее спросить. Вообще-то я бы и сам мог догадаться использовать этот прием, чтобы усмирять свою ярость. Только вот беда: когда я злюсь, логический разум напрочь отказывается мне служить, остаются только голые эмоции. А Оля — умница, вовремя подсказала. Я посмотрел на Соколову с благодарностью. Как все-таки хорошо, что я уговорил ее мне помогать. Даже не предполагал, что все так замечательно получится.

Девушка почему-то недовольно взглянула на меня в ответ. Интересно, чего это она такая хмурая? Неужели до сих пор злится на меня за утреннюю грубость? Или ей не понравилось оттаскивать меня от Горчеева? Блин, о чем я только думаю: конечно, не понравилось! Но вряд ли дело в этом. Похоже, опять придется извиняться… Блин, ну сколько можно?! Как же я от этого устал! Но что ж поделать, сам накосячил, теперь придется исправлять свои косяки.

Наконец, семинар подошел к концу. Я мигом повернулся к Соколовой и проговорил:

— Оль, прости мне мое безобразное поведение. У меня выдалось очень скверное утро, да и вечер вчера был не лучше. Я знаю, что это вовсе не оправдание. Но это хотя бы поможет тебе понять, что я не полный псих, и на дурное настроение у меня были причины.