Валерия. Роман о любви - Юлия Ершова Страница 17

— Миша… — с укоризной бросает Снежана братишке и тут же умолкает. Её взгляд падает на горстку останков мобильника родительницы.

Миша поступает так с любой вещью из мира взрослых, которая попадается ему в руки, поэтому наготове в каждой комнате лежит яркая игрушка для обмена.

Любой трофей Миша с лёгкостью обменивает на свой любимый мячик, покрытый мягкими лиловыми шипами. Впиваясь в напряжённые ладони мальчика, массажные иглы расслабляют мышцы, поэтому его пальцы начинают двигаться свободнее и свободнее.

С ногами дело обстоит хуже. Они не подчиняются. С самого рождения.

Родился Миша, когда Снежане минуло тринадцать лет. К этому времени она бросила гимнастику и уже прогуливала уроки — типичный подросток из семьи, где в достатке только деньги. Она чернила веки и пыталась курить в компании закадычных подруг. Классная руководительница на девочку с чёрными веками в конце концов махнула рукой и её родителей уже не вызывала, а вот мамам прилежных учениц было рекомендовано оградить своих дочерей от влияния Янович. И вот у сложной девочки появился брат, родной человек — от этой мысли у неё билось сердце на разрыв. В глазах малыша она увидела своё отражение, фантастически неправдоподобное: детское простое лицо и на нём улыбка. И вдруг поняла — это есть она настоящая.

Отныне после школы сестра маленького брата мчалась домой, а не на тусовки, поэтому закадычные подруги крутили у виска и посылали ей вслед потоки мата. Снежана взялась за ум, или, вернее, пришла в себя. И, хотя оценки не рванули к верхам, её авторитет в классе вырос до наивысшей отметки, такой высокой, что классная занижала ей четвертные баллы с упрямством ослицы, дабы не потерять свою веру в полное падение Снежаны Янович.

Дома Снежана не выпускала из рук крохотный комочек любви, даже когда готовила домашние задания. Кроватка стояла в её комнате, которая по праву стала называться «детской».

Старшая сестра не замечала, что малыш растёт слабым и неуклюжим, что мышцы его постоянно напряжены и если он двигает одной рукой, то вторая намертво прижата к телу. К шести месяцам он не сел, а в год так и не встал.

ДЦП. В отделении детской неврологии Яновичей будто окатили кипятком, до судорог. Снежана и её мать прорыдали всю ночь, каждая в своей комнате. А дальше врачи поставили и следующий диагноз, смириться с которым было ещё труднее, — задержка психоречевого развития.

Снежана смотрела на братика и не верила. Какая задержка? Он ведь разговаривает глазами. Ей самой до смерти хотелось заболеть — лишь бы был здоров малыш. Она не знала, как ему можно помочь, однако отдавала теперь всю себя, без остатка, и чувствовала, что стала сильнее, чем прежде, во сто крат.

Прошёл год. Крёстный нашёл для малыша няню, Анастасию Сергеевну, женщину немолодую, но крепкую, приятной внешности и с великосветскими манерами. У Анастасии Сергеевны были длинные волнистые волосы ярко-пепельного цвета. Она собирает их в пучок на затылке, и другой причёски у неё никто никогда ни видел. Одеваясь, няня тоже не изменяла своему авторскому стилю: изо дня в день она носила светлые блузки с воротничком и удлинённые юбки свободного кроя. Её праздничная одежда не отличалась от повседневной. Разве что в торжественный день Анастасия Сергеевна надевала жемчужное ожерелье и брызгала шею цветочной водой. Была у новой няни и ещё одна особенность: всё лицо было испещрены морщинами не по возрасту. Особенность эта досталась ей в наследство от именитых предков. У женщин её рода по материнской линии лицо покрывалось сеткой морщин уже годам к пятидесяти.

В семье Яновичей няня стала родным человеком. Миша тянул к ней руки, Снежана доверяла девичьи тайны и секретные странички в личном дневнике, отец же просил блинчиков или сырников. А сама хозяйка в ту пору только-только получила в подарок от мужа салон красоты в жилом доме, расположенном в исторической части города. Анастасии Сергеевне она докучала расспросами о том, как задрапировать окна, какую подобрать мебель и как найти свой стиль.

Так у Снежаны появилась бабушка, настоящая, вымоленная. Она приходила в дом Яновичей ни свет ни заря и бежала бегом на кухню, к плите, чтобы девочка съела на завтрак сладкую овсянку или нежных сырников. И Снежана ела и не мечтала о большем счастье. Волосы ей расчёсывала и закалывала у висков тоже няня. Снежана закрывала глаза и уже не торопилась взрослеть.

Самый искренний из Яновичей называл Анастасию Сергеевну «мама». Такое же имя досталось и Снежане, и родной тёте Наташе. Родителей же он называл просто «а». Остальные субъекты и объекты, которые ребёнок допускал в свой мир, получали в название одну из гласных: «ы», «о» или «э» в тональной окраске. К десяти годам малыш, невзирая на сложные манипуляции медиков и заботу близких, так и не научился ходить и членораздельно говорить. Но огорчались только взрослые. Сам же Миша расцветал и был абсолютно счастлив, хотя и оказался совсем не таким, каким его ожидали увидеть. Все заметные пороки развития маленького человечка затмевало его доброе сердце. Одним своим существованием он доказывал, что в мире есть любовь. Миша любил всех и вся без условий, не анализируя достоинства и недостатки. В его мире обычный человеческий глагол «быть» замещался на «любить». Миша без стеснения вглядывался в человеческие лица, особенно в глаза, как будто искал что-то, известное только ему одному. Но временами болезнь брала своё. Порой Миша, закатывая глаза, вертел головой, у него выпадал язык, и собеседник, который до сей роковой минуты любовался малышом, как милым кутёнком, опускал взгляд в пол.

Смирение. Как это сложно. Но другого выхода не было. И Мишина семья смирилась. Со временем они вернулись к обычному состоянию, наладили привычные связи и как ни в чём ни бывало занялись повседневными делами.

Но вот глава семьи держал удар не всегда — его сын, кровный наследник, не продолжит род, не возглавит бизнес. Иногда в отчаянии он звал смерть для родного дитя. Но время шло, и постепенно маленький ангел пересилил гордыню старшего Яновича, заставив отца полюбить себя таким, каким он был послан семье.

В конце концов только у матери неудобного ребёнка, Полины Лазаревны, женщины со вкусом к жизни, так и остался неизжитый страх: что скажут люди? Как выглядит она, королева салона красоты «Вселенная», в глазах успешных подруг, которые живут в дорогих бутиках, спят в ночных клубах, а к ней на процедуры ходят как на работу?

II

Александр Ильич Ипатов, друг её отца со студенческой скамьи, маячил уже в первых воспоминаниях Снежаниного детства. Именно он на свадьбе Яновичей получил роль свидетеля, да так в этой роли и остался. В детском саду он был узнаваем лучше родного отца маленькой Снежаны, иногда девочка ночевала в его холостяцкой квартире, и ей он позволял любые шалости: выпотрошить комод или барабанить ложкой по единственной кастрюле. Была ли у Ипатова личная жизнь, никто не знал, даже сам Янович. Они всегда решали проблемы Яновича, всегда воплощали мечты Яновича. А на работе Александр Ильич светил, как луна, отражёнными лучами мощнейшего источника энергии — директора — и был счастлив и горд. Союз закадычных друзей так бы и оставался монолитом, если бы не женитьба Александра Ильича.