Месть Гора - Ги Раше Страница 17

Как вы догадываетесь, ночь, предшествовавшую сражению, я провел без сна. Да, приятной ее не назовешь: я не мог отогнать от себя мысли о том, что мне предстоит сражаться с соотечественниками и, более того, — со своим другом, супругом моей родной сестры. Я заклинал богов не посылать нам встречу в бою, но боги не вняли моей мольбе, и на это, как вы позднее убедитесь, у них были причины.

Вопреки надеждам моих солдат, битва была кровавой. Египтяне не только не дрогнули под нашим натиском, но и сломали наш строй, что представляло немалую опасность. Солдаты противоборствующих сторон были захвачены вихрем сражения, которое мгновенно превратилось в беспорядочную свалку. И так случилось, что мы с Небкауре оказались лицом к лицу. Мы смотрели друг на друга, не в силах сказать ни слова. Да и о чем можно говорить в такой момент? В пылу битвы воины, желая напугать противника и вывести его из строя, выкрикивали угрозы, клялись не просто убить, но изрубить его на куски. Но мы не могли последовать их примеру, хотя нам было что поставить друг другу в вину, и при этом мы не располагали временем, чтобы объясниться и оправдаться.

На несколько мгновений мы застыли, словно в ожидании. Но окружавшие нас воины не имели причин для душевных терзаний, поэтому яростно налетали друг на друга. Моим воинам было понятно: перед ними — командующий армии противника. Численное преимущество оказалось на нашей стороне, к тому же мои солдаты бились не на жизнь, а на смерть. Многие из них пали под ударами врага, но каждая смерть стоила врагу нескольких смертей. И Небкауре, без сомнения, увидел бы цвет своей крови: ноги его увязли в грязи, древко копья переломилось. Один из моих воинов приготовился поразить его копьем, но я остановил руку, несущую смерть.

На этот раз я не позволил себе убить собрата по оружию, просто крикнул ему, что не следует убивать безоружного противника, нужно взять его в плен. За эту пару секунд Небкауре с помощью своих людей успел освободить ноги и начал отходить. Солдат, хотевший его убить, упрекнул меня в том, что я позволил ему уйти живым. Я ответил, что это не имеет значения, потому что пыл битвы поутих, и египтяне отступают. И добавил, что в свое время, сражаясь против нашего господина Шарека, я предпочел убить своего солдата, чтобы не дать ему подло убить безоружного, тем более что этим безоружным противником был царь.

Победа досталась нам, но какой ценой! Я потерял половину своих людей. Враг бежал с поля боя, но вскоре мы узнали, что египтяне бросили в сражение только часть своих войск, с тем чтобы оставшиеся все-таки помешали нам войти в город.

Я отдал приказ собрать мертвых и помочь раненым вернуться в лагерь, который был разбит на пустынной возвышенности к северу от Абидоса. Оттуда мы могли следить за передвижениями противника, что позволило сделать вывод: армия египтян тоже понесла значительные потери.

На следующий день я собрал своих командиров, и мы отправились осматривать окрестности. Я сказал, что мы могли бы предпринять еще одну атаку с тем, чтобы обратить в бегство остатки армии противника. Однако я отметил, что, имея в распоряжении так мало боеспособных солдат, мы бросили бы вызов богам, если бы продолжили свой путь к Городу Скипетра. Я заверил их, что путь этот совсем неблизкий, к тому же дороги залиты водой. И если перебои с провизией не станут серьезным препятствием на нашем пути, то встреча с превосходящими силами противника наверняка будет стоить нам жизни.

Говоря это, я проявил предусмотрительность и осторожность. Сам же я был уверен, что, заручившись поддержкой моих людей, могу попытать счастья и, возможно, мне удастся все-таки достичь Великого Города Юга, свергнуть узурпатора и объявить Шарека повелителем Двух Земель. Я открыл свои чаяния Житрану, моему возничему Жимне, Лупакку и тебе, мой друг Ява. В ответ я услышал, что только я, и никто другой, знаю дорогу в столицу и могу предвидеть трудности, которые нас на этом пути ожидают. После длительного обсуждения мои товарищи пришли к согласию: они готовы поддержать меня, каким бы ни было мое решение. Прежде чем что-то решить, я захотел узнать, изменила ли местоположение армия противника. Последние три дня она охраняла подступы к городским воротам. И вот на четвертый день мы увидели, что у ворот нет ни одного воина. Казалось, жизнь города снова текла своим чередом. Но мы вполне справедливо опасались западни, потому что жители города прекрасно видели, что наш лагерь все еще стоит на возвышенности, граничащей с пустыней.

Когда я все-таки решил попытать счастья и отправиться вслед за противником, до нас дошли ужасные известия. Несчастье пришло с той стороны, откуда его никто не ждал. Вот тогда-то я и пожалел, что ждал слишком долго.

Утром того дня, дня Сета, отряд, насчитывавший сотню воинов-гиксосов, появился у входа в наш лагерь. Это были солдаты, которые остались охранять Мемфис. Их командир, который был мне знаком, сообщил нам ужасную новость: Якебхер, воспользовавшись тем, что разлив запаздывает, поспешно вернулся в Мемфис во главе нагруженной добычей победоносной армии. Он совершил переворот, убил царя, нашего господина Шарека, и захватил власть. Это первое несчастье оглушило меня, однако я тотчас же спросил, что случилось с моей супругой, царевной Аснат. С удрученным видом командир отряда сообщил, что она сражалась, как львица, однако пала от руки Мансума, одного из командиров Якебхера.

Предатель Якебхер объявил себя царем гиксосов и сел на трон Гора в Мемфисе! Городскому гарнизону не оставалось ничего, кроме как присягнуть на верность новому царю. Охранявших город было несколько сотен, а армия Якебхера насчитывала пятнадцать тысяч воинов. Еще я узнал, что наш старый товарищ хуррит Келия умер с оружием в руках, защищая царя. Затем командир сказал, что явился сюда с приказом схватить меня и доставить пред очи нового царя. «Он хочет убить меня», — уточнил я. В ответ командир опустил голову. И тогда в разговор вмешался Жимна, мой возничий. Он заявил, что я разгромил противника, и мои люди ни за что не позволят меня увезти. Не медля ни секунды, Житран призвал наших солдат к оружию. Когда все собрались, он рассказал им о смерти царя, предательстве Якебхера и о его требовании выдать ему меня. Затем он спросил, готовы ли они отдать Якебхеру командира, который привел их сюда, к Абидосу, одерживая победу за победой. В едином порыве солдаты хором выкрикнули: «Никогда!»

Командир прибывшего из Мемфиса отряда после этого заявил, что он, как и те, кто пришел с ним, считает, что Якебхер совершил страшное преступление, но в его распоряжении огромная армия, которой он командовал последнее время. Это была единственная причина, по которой он и его люди после переворота признали Якебхера царем, против своей воли и без особой радости. Он добавил, что моим солдатам придется последовать их примеру:

— Я вижу, что вы ослабели в сражениях, хотя и одержали победу. Что сможете вы противопоставить Якебхеру с его пятнадцатью тысячами приспешников, признавших его царем, как только он надел на голову венец царей-пастухов?

Один из моих солдат от имени всех своих товарищей ответил ему, что он прав, и им придется признать власть предателя, но добавил, что они ни за что меня не выдадут, поскольку Якебхер, без сомнения, желает моей смерти. Командир охотно с этим согласился. Закончилось тем, что меня решили отпустить на все четыре стороны вместе с теми, кто решится за мной последовать. А таких нашлось немного: Жимна, мой возничий, заявил, что видел достаточно великих воинов, но я среди них лучший, поэтому он будет со мной до конца; Лупакку, который напомнил собравшимся, что поступил на военную службу к Шареку на поле боя под Содомом и, будучи гордым хиттитом, не станет подчиняться приказам предателя и цареубийцы; третьим был ты, Ява. Большинство моих солдат уверяли, что пошли бы за мной, но не могли так поступить, боясь этим ослабить армию гиксосов, тем более что находились они теперь во враждебной стране.