Мой единственный - Джил МакНейл Страница 17

Постепенно мне удается найти дорогу в Корнуолл и даже в отель, который представляет собой одно из отвратительных современных зданий с многочисленными цементными площадками и огромной автостоянкой, забитой до предела. Я все-таки нахожу свободное место, но мне приходится пешком долго идти до входа в отель, таща при этом все свои сумки, потому что это как раз такое место, где придется ждать часов эдак шесть, пока соизволят принести багаж из машины в номер. И в итоге это происходит как раз в тот момент, когда ты встал под душ.

Отель забит участниками какой-то финансовой конференции. Они все взволнованы предстоящим событием. Уверена, что Лоренс специально заказал мне номер именно здесь, зная, что будет полно делегатов. Барни и все остальные остановились в более навороченном отеле на вершине горы, выходящем на бухту, но Лоренс сказал, что там не было свободных одноместных номеров, так что мне пришлось бы делить номер с кем-нибудь из группы или остановиться здесь. Фойе заполнено мужчинами и несколькими женщинами в темно-синих костюмах, выкрикивающих громкие приветствия и обменивающихся визитками. Я планирую провести спокойную ночь, а утром быстренько все проверить до того, как в обед приедут Барни и группа. У нас как раз останется время начать установку оборудования и закончить до того, как возникнут какие-нибудь проблемы. Надеюсь. Нахождение в одном месте съемочной группы и воды ничего хорошего не сулит. Может быть, следовало предупредить местную спасательную службу?

Моя комната пластмассово-безвкусная, но без детей, поэтому я сразу засыпаю. Просыпаюсь от голода и, понимая, что в номер еду принесут ужасную и через пару часов, в старых джинсах и джемпере спускаюсь в ресторан, заполненный финансистами в вечерних костюмах. Умоляю официанта найти мне столик, он в конце концов смягчается и говорит, что спросит у «джентльмена», не возражает ли он, чтобы к нему за столик посадили еще одного посетителя. Прежде чем я успеваю его остановить, он уже на другом конце зала разговаривает с мужчиной, сидящим за двухместным столиком у окна Замечательно.

Я иду к столику с уверенностью, что в течение всего ужина буду выслушивать лекцию о пенсиях от этого делегата конференции, который такая зануда, что с ним и сидеть-то никто не захотел, но вместо этого мне навстречу встает необыкновенно интересный мужчина. Я искренне благодарю его за разрешение разделить с ним столик и ужасно сожалею о том, что на мне такая дурацкая одежда. Он говорит, что мне сначала следует попробовать суп, а потом уже так горячо благодарить его. Он говорит это с замечательным шотландским акцентом, что-то среднее между Шоном Коннери и Мелом Гибсоном в «Отважном сердце». Я улыбаюсь, изучаю меню и принимаю решение не брать суп. Финансисты теперь сильно шумят и рассказывают друг другу, что в следующие несколько дней в бухте будут проходить съемки фильма. По слухам, приедет Том Круз. Я не знаю точно, снимается ли он в рекламе каши, но держу пари, выглядел бы он потрясающе. Правда, бюджет пришлось бы немного увеличить.

Все очень увлечены этой перспективой общнуться со звездами и решают, что сразу, как только начнутся съемки, побегут в бухту и постараются познакомиться с Томом. Вот здорово! Барни так терпелив с людьми, купающимися в лучах славы. Мой сосед по столику представляется как Мак; я не понимаю, имя это его или фамилия, но уточнять не хочется. Он спрашивает меня, что я делаю в Корнуолле, и я решаю ничего не говорить ему о работе, в основном потому, что люди за соседним столиком услышат меня и навострят уши. Я отвечаю, что у меня маленький отпуск, и узнаю, в свою очередь, что он — искусствовед, приехал посмотреть некоторых местных художников.

Приносят еду, вполне приличную, хотя Маку, похоже, повезло меньше, и теперь он с любопытством рассматривает морковь, нарезанную цветочками. Я не заказывала первое и сразу перешла к стейку, чипсам и салату. Мы еще поддерживаем разговор, в зале становится совсем шумно. Маку это не нравится, и он предлагает выпить кофе в баре. У него божественный акцент, и я в воображении уже вижу его одетым в килт, потом себя, одетой в килт, потом опять его, но уже без одежды… Мне нужно взять себя в руки, чтобы не выставиться полной дурой. Нам приносят счета, и официант улыбается мне противной улыбочкой и даже вроде как подмигивает, когда мы выходим из зала. Оказывается, что бар тоже заполнен финансистами, а один из них пытается оживить общую атмосферу, танцуя на столе.

Мак спрашивает, не выпить ли нам кофе в его номере, никаких намеков, так приятно продолжить разговор. Я охотно соглашаюсь, потом понимаю, что нужно было вести себя более сдержанно. Втайне я надеюсь, что намеки последуют, но до этого мне нужно как-нибудь добраться до своей комнаты и сменить свое ужасное старое нижнее белье. Когда Мак встает, он выглядит еще импозантнее. Он очень высокий, пахнет изумительно, и это заставляет меня вспомнить, что сама-то я не пользовалась духами. У него также поразительные голубые глаза и темные вьющиеся волосы замечательной длины. Никакого намека на хвостик, или серьги, или какие-либо другие аксессуары, присущие искусствоведам, — хотя, честно сказать, у меня и нет таких знакомых, поэтому отсутствие хвостика может быть вполне естественным. Мы поднимаемся к нему в номер после некоторого неловкого молчания в лифте, и я оказываюсь в номере люкс, с тремя диванами и огромным светло-голубым ковром. Кровати не видно, но есть еще две двери, ведущие из главной комнаты, а также балкон, выходящий на море. Мак объясняет, что у него прибыльный бизнес, поэтому он решил поселиться в приличном номере. Совершенно с этим согласна, вот только уговорить бы Барни следовать этой логике.

Мак заказывает кофе и пускается в долгое обсуждение с горничной, чтобы к кофе подали petit fours ^[11], нет, не шоколад, нет, не печенье. Боже мой, неужели никто не знает, что такое petit fours! Да, кусочки марципана и маленькое печенье. Спасибо. Потом он говорит, что, может быть, я хотела какой-нибудь десерт, ведь мы так неожиданно быстро ушли из ресторана? Я думаю, это прекрасная идея, я рада его объяснению, а то уже начала опасаться, что у него пунктик насчет марципанов.

Мы долго сидим и разговариваем, приносят кофе с маленьким печеньем, которое может сойти за petit fours, в баре обнаруживаем бренди, приятно холодное на вкус. Мак рассказывает, что развелся в прошлом году, у него двое детей, Дейзи и Альфи. Он показывает мне фотографии, они очень милые. Альфи очень похож на него, только маленький, со смешными волосами, в костюме Бэтмена.

В середине общего разговора он неожиданно выпаливает: «Знаешь, мне очень жаль. Мне это очень важно, я очень хочу поцеловать тебя, ну очень сильно хочу. Можно? Я не хочу показаться наглым, получить синяк или что-нибудь такое. Можно?» Он смотрит на меня особенным умоляющим взглядом, которому, он сам знает, невозможно сопротивляться. Это заставляет меня рассмеяться, и я смеюсь так сильно, что он даже обижается, пока мне наконец не удается сказать, что это будет очень здорово. Он говорит, что подождет, когда я перестану смеяться, пожалуйста. Я прекращаю в ту же секунду.

Удивительно просто, как быстро и легко ты сливаешься с партнером в поцелуе, мне бы хотелось остаться на диване на всю ночь, но Мак явно хочет перейти в спальню, и там скорость увеличивается. Мое ужасное третьеразрядное нижнее белье не представляет собой препятствие, хотя Мак и смотрит на мой старый серый лифчик с некоторым удивлением. Я объясняю, что у меня есть красивые шелковые, но не думала, что придется сегодня демонстрировать их, и в основном ношу удобные. Попробуй походить, когда грудь притянута к подбородку, а щель между поднятыми грудями очень даже ничего, но там собираются крошки от печенья, если потерять бдительность во время еды. Маку очень нравится идея о щели между приподнятыми грудями, и он требует демонстрации. Потом он произносит кучу неприличных слов со своим красивым акцентом. Я засыпаю совершенно изможденная а, просыпаясь в пять, не могу понять, где я. Собираюсь незаметно выскользнуть из комнаты, но Мак просыпается и требует сказать, куда я иду. Я говорю, что хочу вернуться в свою комнату, чтобы поспать спокойно, он неохотно соглашается, но потом мы долго прощаемся, и я выхожу от него только в половине седьмого.