Танцующая на лепестках лотоса - Джон Шорс Страница 17

Их лошадь заржала, и видение тут же исчезло. Аджадеви открыла глаза. Они продвигались сквозь густые джунгли, и над их головами высились громадные фиговые и тиковые деревья. Стволы многих из этих чудищ на первых двухстах футах от земли были лишены веток, зато вверху находилась раскидистая крона. Более мелкие деревья, кустарники, папоротник и цветы отчаянно боролись за лучи утреннего солнца, которым удавалось пробиться сюда сквозь плотную крышу из листьев. На невообразимой высоте верхушек деревьев прыгали черные белки, серые обезьяны и разноцветные птицы, отчего на землю летели листья и сломанные ветки. От излучины реки к излучине, от холмов к долинам по джунглям разносились запахи разложения и новой жизни.

Джаявара и Аджадеви сопровождало десять конных воинов. Принц со своей женой ехал в середине группы, которая растянулась в цепочку длиной в бросок камня. Это были самые сильные из выживших кхмерских воинов. Каждый из них был бы рад отдать свою жизнь за принца или его жену, и каждый жаждал отомстить чамам.

— Мне было короткое видение, — тихо сказала Аджадеви.

Джаявар обернулся, и глаза их встретились.

— Какое видение?

— Горящий шелк.

Привыкший к ее видениям, он только кивнул.

— А из-за чего возник огонь?

— Думаю, из-за страсти.

— Из-за страсти?

— Пламя… огонь возникает от страсти.

— Ты видела там еще что-нибудь? Что-то такое, что могло бы нам помочь?

Аджадеви подумала о чамах и о том, как тепло из прошлой жизни могло бы помочь им заглянуть в то, что их ожидало.

— Чамы… жаждут нашей красоты, но могут разрушить ее.

— Я знаю это.

— Они разрушают наше будущее.

— Наших детей? Моих детей?

Солнечный свет, пробившийся через прореху в густой листве девственного леса, согрел плечи Аджадеви.

— Чамы похожи на тени, но некоторые из них… немногие… они подобны свету. И им можно доверять.

— Единственный чам, которому могу доверять я, — это мертвый чам.

— Не говори так, Джаявар. Наш мир состоит не только из черного и белого, он цветной. Некоторые чамы заслуживают смерти от твоего клинка, а другие — нет.

— Если мои дети живы, я буду милостив.

Она обняла его за талию и нашла его руку.

— Я тоже люблю твоих детей. Я всегда любила их так, как если бы сама их родила.

— Я знаю это.

— И у меня тоже были свои собственные дети, — сказала она, чувствуя тепло в своем животе. — Задолго до того, как я пришла в это тело, я была матерью.

— Значит, ты понимаешь, что я сейчас чувствую. Боль. И пустоту.

— Понимаю.

Джаявар кивнул:

— Одна моя часть рвется в Ангкор, чтобы проверить, живы ли они. А вторая не хочет торопиться, так как я боюсь того, что могу там узнать, и цепляюсь за еще оставшуюся у меня надежду.

— А надежда цепляется за тебя.

— Как это?

— Надежда твоего народа. Наших неродившихся сыновей и дочерей. Моя надежда.

Он посмотрел на людей, ехавших впереди него, и подумал, что у большинства из них тоже были дети, и бремя их горя не легче, чем его.

— Я боюсь… что я недостаточно сильный, — прошептал он. — Люди будут умирать за меня, но я ведь такой же человек, как и они, из плоти и крови.

— Люди будут умирать за веру. Не за тебя, а за веру в то, что ты преследуешь какие-то благородные цели. Ангкор-Ват был построен как раз благодаря такой вере. Индуисты создали этот храм как дом для своих богов, для своей веры. Хотя буддизм ведет меня по другому пути, я до сих пор люблю смотреть на индуистские статуи и вглядываться в лица их богов.

— Почему?

Аджадеви вспомнила про Ангкор-Ват, крутизну ступеней, ведущих к его вершине, которые должны напоминать индуистам, что подъем к вершинам духовности является очень непростой задачей.

— Когда я поднимаюсь по лестнице храма, — сказала она, — я понимаю, что древние индуисты хотели, чтобы я при этом чувствовала, будто взбираюсь на гору, стремясь к чему-то прекрасному.

— Возможно, в своей прошлой жизни ты помогала им его строить.

— Может быть. У меня всплывают воспоминания… о резьбе по камню. О мозолях на руках и мучительных болях в спине.

Джаявар обвел окрестности взглядом.

— Думаешь, я поступил безрассудно, разделив наши силы? Уведя десять самых сильных мужчин, тем самым украв их у женщин и детей, которых мы оставили в лагере?

— Там достаточно воинов, чтобы защитить их.

— Что мне делать, когда мы достигнем Ангкора? Как я могу узнать о судьбе моих детей? Я планировал проникнуть в город под видом священника, но, наверное, есть способ и лучше.

Аджадеви взглянула на громадную паутину, натянутую между стволами соседних деревьев. В ее центре ждал добычу большой, размером с ее кулак, желто-черный паук.

— Прошлой ночью мне приснилось, что я нищенка, — ответила она. — Я была на виду, но меня никто не видел.

Он сжал губы.

— Да, это лучше, мы действительно будем незаметными. Мы можем перемазаться в грязи и начать просить милостыню под городскими стенами. Мы будем выглядеть убогими и униженными, но сможем заговорить с кхмерами и, рассказав им, кто мы на самом деле, расспросить о моих детях.

— Мы так и сделаем.

— А что, если… если они убиты?

— Тогда ты, где бы мы ни оказались, пообещаешь своим детям построить храм в их честь. Ты будешь думать о них, будешь о них молиться, будешь их любить. А потом мы уйдем.

Он покачал головой.

— Лечебница. Если они погибли, я когда-нибудь построю на месте их гибели лечебницу. Лечебницу для детей.

Она крепко обняла его.

— Вот видишь! Именно поэтому люди и готовы умереть за тебя.

— Все, чему я в жизни научился, я научился у них. И у тебя.

Она отвела глаза в сторону.

— И все же я подвела тебя.

— Каким образом?

— Тебе необходим наследник, а я не могу его тебе дать. Возможно, вместо меня должна была выжить другая твоя жена. Возможно, я…

Обернувшись, он осторожно взял ее пальцами за подбородок и приподнял его.

— Без тебя я — ничто. Без тебя чамы будут торжествовать победу.

Она поцеловала его в запястье.

— Я не хочу, чтобы ты был ничем.

— Тогда оставайся рядом со мной, Аджадеви. Всегда оставайся рядом со мной.

На губах ее затеплилась едва заметная улыбка.

— Я являюсь частью тебя. И я не рядом с тобой, а внутри тебя. Как и твои дети. Они ведь остаются внутри тебя, так всегда было и так всегда будет. Точно так же и я буду внутри тебя.