Маска, кто ты? - Элизабет Хардвик Страница 17

Робин медленно ехала по длинной подъездной аллее.

Родительский дом казался таким же, как всегда. На травяном газоне и деревьях лежал снег, но на самой гравиевой дорожке он подтаял, стало быть, родители расчищали ее в течение последних дней.

Она всегда любила этот дом, расположенный в самом сердце графства Беркшир. Здесь прошло ее детство, здесь она бегала подростком по окрестным полям и лесам. Это было единственное место, где она познала любовь и душевную близость настоящей дружной семьи.

Впрочем, теперь ничего подобного не ощущалось, со вздохом подумала Робин, паркуя свой фургон.

Здание давно утратило былой парадный блеск: фасад явно нуждался в покраске, да и внутри лишь несколько комнат казались обжитыми. Когда-то уютные флигели теперь были заколочены: отопление обходилось слишком дорого, не говоря уж о том, чтобы содержать помещения в чистоте и порядке. На кухне трудилась одна миссис Трумен, которая одновременно выполняла обязанности экономки, да по выходным из деревни приходила девушка, чтобы помогать делать тяжелую работу по дому.

А ведь когда-то родители держали полный штат прислуги из пяти человек, с горьким чувством припомнила Робин, и трех садовников, ухаживавших за парком и садом. Но это было давно. В последние три года все изменилось…

Она вышла из фургона, прихватив с собой праздничный торт, испеченный к юбилею родителей, букет цветов, и сама открыла парадную дубовую дверь, решив, что у миссис Трумен хватает забот, чтобы встречать хозяйскую дочку на пороге.

В огромном холле Робин с минуту помедлила. Положив коробку с тортом и цветы на круглый столик, она оглядела широкий лестничный пролет, и на мгновение ей припомнился грандиозный бал, который давали родители по случаю ее восемнадцатилетия. Она словно увидела себя спускающейся по огромной лестнице в роскошном черном платье с волной медово-золотистых волос, струившихся по спине до самой талии.

В то время Робин казалось, что весь мир у ее ног, и она мечтала о прекрасном принце, с которым будет жить долго и счастливо! Кто знал, что спустя каких-то десять лет этот идеальный мир будет полностью разрушен…

Она вспомнила, как два дня назад сказала Рею, что не верит в любовь.

Реймонд Мертон…

В течение этих двух дней Робин изо всех сил старалась о нем не думать, и, поскольку была очень занята, ей это вполне удавалось. Впрочем, она опасалась, что он явится на обед, который она обслуживала, и на этот раз.

Однако, к счастью, вечер прошел спокойно.

Реймонд не давал о себе знать, но, как ни странно, это молчание рождало у Робин мрачные предчувствия. Он уже нарушил ее с таким трудом обретенный душевной покой, и теперь она постоянно спрашивала себя, что же задумал этот ужасный человек.

– Бетти, дорогая! – ласково воскликнула мать, когда Робин вошла в уютную гостиную.

В камине весело горел огонь. Его ежедневно разжигали в гостиной и в хозяйской спальне, поскольку центральное отопление стало непозволительной роскошью.

Мать поднялась навстречу Робин и нежно ее расцеловала. Высокая, элегантная, с идеально уложенными белокурыми волосами и ненавязчивым макияжем, подчеркивавшим красоту ее черт, Марта Стенфилд, несмотря на свои пятьдесят, была так же изящна и стройна, как в юности.

Молодая женщина на мгновение замешкалась, прежде чем повернуться к отцу, и постаралась придать своему лицу непринужденное выражение. Он был старше матери на десять лет, но с некоторых пор казался совсем стариком. Искрящаяся энергия, бившая ключом, когда он был преуспевающим бизнесменом, исчезла без следа.

Робин нацепила на лицо сияющую улыбку и нежно поцеловала отца. Этот когда-то высокий мужчина – выше ста восьмидесяти сантиметров – сейчас ссутулился и казался ниже, волосы его совершенно поседели, а лицо избороздили глубокие морщины.

Чувство вины всегда переполняло Робин, когда она приезжала к родителям. Если бы только она не влюбилась в Стивена и не вышла за него замуж, отец не осчастливил бы зятя, решив передать ему свое дело, не доверился бы ему в финансовых вопросах…

Будучи женой, а затем вдовой этого человека, Робин могла лишь горько винить себя за то, что из-за его двуличности родители лишились спокойной обеспеченной старости.

– Ты прекрасно выглядишь, дорогая. – Мистер Стенфилд отстранил дочь на расстояние вытянутой руки и с гордостью окинул ее взглядом.

– Ты тоже, – ласково отозвалась она, кривя душой.

Три года назад Уолтер Стенфилд не просто лишился своего дела. Он утратил самоуважение и деловую хватку, которые в свое время сделали его компанию одной из самых крупных в стране. Теперь, в пятьдесят восемь лет, чувствовал себя слишком старым и усталым, чтобы начать все сначала, и вместе с женой прозябал в благородной бедности вместо того, чтобы путешествовать по миру, как они мечтали когда-то.

Чувство вины. Оно снедало Робин!

– По-моему, ты немного бледновата, Бетти, – заботливо вставила мать. – Ты не слишком переутомляешься, дорогая?

И снова чувство вины.

Оно терзало и ее родителей, ибо жизнь, которую вела сейчас Робин, обслуживая чужих людей, резко отличалась от того будущего, которое они рисовали в мечтах для своей единственной нежно любимой дочери. Однако три года назад финансовое положение четы Стенфилд оказалось столь плачевным, что они могли предложить ей лишь моральную поддержку.

Сейчас дела у Робин шли на поправку, и она старалась по мере сил незаметно помогать родителям, втихаря оставляя на кухне копченую лососину, которую любила мать, несколько бутылок любимого шотландского виски для отца и многие другие вещи, которые «старики» теперь не могли себе позволить. По молчаливому соглашению они ни разу и словом не обмолвились о деликатесах, появлявшихся в доме после визитов Робин.

– Вовсе нет, мамочка, – заверила мать молодая женщина. – Дела идут прекрасно, просто сейчас самое жаркое время в году. – И она с улыбкой протянула той букет. – С юбилеем!

– Ой, милая, какая прелесть! – Миссис Стенфилд украдкой смахнула слезы, любуясь чудесными лилиями и орхидеями, которые Робин подобрала, зная, что мать любит их больше всего.