Небо любви - Людмила Маркова Страница 17

Мишка Клисов, неутомимый балагур и весельчак, относился частично ко второй, а частично к третьей группе. Он всегда считал, что работа бортпроводника не вечна, и благодаря своей кипучей деятельности, таланту и льющейся через край энергии в качестве альтернативы нашел себе достойную высокооплачиваемую работу. Сейчас он стоял в коридоре в кругу перешедших пятидесятилетний рубеж коллег и, будучи в своем репертуаре, не переставал шутить.

— Миш, а тебя зачем вызвали, ты же скоро увольняешься? — спросил высокий темноволосый Димка Цветков, наделенный той особенной красотой, которая не блекнет с годами. Всегда невозмутимый и улыбающийся, Дима с возрастом не утратил природной элегантности, приводящей в восторг женское окружение.

— Решил еще две недели до отпуска поработать, — объяснил Клисов.

— Тебе можно не волноваться, ты работу нашел, — сказала прихорашивающаяся Ирина Кудасова. — А я вот где нужна в своем-то возрасте. Нет, если мне даже в каком-то месте будут в два раза больше платить, я все равно не уйду из «Аэрофлота».

Ирина очень опасалась того, что ей когда-нибудь напомнят о ее годах и о несоответствии занимаемой должности. Хотя с ее милыми голубыми глазами, в которых так часто плескалась наивная радость, ей нечего было бояться, но тем не менее она очень придирчиво относилась к своей внешности. Одна из первых в службе бортпроводников, Ира сделала подтяжку лица, хотя от природы кожа ее отличалась здоровым цветом и упругостью. Вместо того чтобы избавиться от совсем незначительных жировых излишков с помощью гимнастики, она глотала таблетки для похудания, приобретенные в Таиланде. Перед рейсом Ирина часами утюжила форму, читала руководство по производству полета, заучивала аварийные команды на английском языке. Все это она делала только с одной целью — как можно дольше оставаться на летной работе. Она не мыслила себя без этой работы, которую просто обожествляла, хотя причин для подобного обожествления почти уже не осталось.

В общем, Ира принадлежала к той группе бортпроводников, которые боялись предстоящей комиссии. И боялась она не столько возможного снижения оплаты труда (Ирина не была жадной и с деньгами расставалась легко), сколько увольнения. Многие не понимали, почему Ирина так держится за свою работу, ведь ее единственная дочь удачно вышла замуж и живет отдельно в просторной квартире, не имея материальных затруднений. Казалось бы, зачем пятидесятилетней женщине летать ночами, уезжать от любимого мужа, выслушивать претензии от пассажиров. Но Ирина, ухаживающая за больным диабетом супругом, из-за своей болезни не ставшим ей опорой в жизни, привыкла быть независимой. Она считала, что не имеет права просить, а тем более требовать у дочери денег на лекарства отцу. Ира решила, что пока Господь дает ей силы и здоровье, она будет работать. А работала она на совесть, не жалея себя и помогая другим. Умных, честных, порядочных и бескорыстных женщин в «Аэрофлоте» было немало, но таких, как Ира, — единицы. Совершенно лишенная зависти, Ирина часто шла на уступки, отдавая коллегам то, что по праву принадлежало ей. Она могла уступить свой отдельный бригадирский номер больной бортпроводнице и не считала такой поступок чем-то особенным. В ней удивительным образом сочетались христианское великодушие и солдафонское «служение отечеству». Благодаря этому последнему качеству на работе она требовала от коллег больше, чем допускал здравый смысл, за то ее многие не любили.

— Ириш, тебе совершенно незачем волноваться. С твоей фигурой на подиум можно выходить, — заметила уставшая от тщетных попыток похудеть, ширококостная Тома. — А я вот уже пятнадцать дней не ем, только воду пью. Потеряла десять килограммов, а толку никакого. Только вместо духов ацетоном пахну. Вы вот в свое время все на «илах» Америку рассекали, отдыхая там по неделям, а я на «тушках» короткими рейсами летала. Мне, чтобы перейти на «илы» поставили условия — похудеть на два размера. А как?

— Том, ты мне и такой, пампушечкой, нравишься, — старался подбодрить ее Клисов. — У тебя просто такая конституция, и не надо с ней бороться.

— Но с такой конституцией я подвергаюсь дискриминации.

— А тебе не приходило в голову, что ты создана для другого. Кто-то создан для труда, кто-то для любви, кто-то для семьи. А ты для материнства. Вон какие у тебя крутые бедра — тебе только детей рожать.

— Ты намекаешь на то, что «кесарю — кесарево», — обиделась Тома.

— А что обидного ты видишь в материнстве? — удивился Мишка Клисов, оставивший трем своим женам очаровательных смышленых детишек.

— Беда в том, — вмешалась в диалог Лика Фирсова, — что наше государство не разделяет стремлений наших мужей создать более-менее приличные условия для того, чтобы их жены смогли вдоволь насладиться материнством. Впрочем, и наших стремлений оно также не разделяет. Я, как и многие другие в нашей авиакомпании, отработала тридцать лет. Уже пять лет назад я могла бы уйти на пенсию, отдыхать летом на даче, вдыхая свежий воздух, напоенный озоном. Я наконец-то имела бы возможность благоустраивать семейное гнездышко и постигать всю прелесть домашнего хозяйства: варить варенье, солить огурцы, готовить по утрам завтраки и провожать мужа на работу, а дочь в школу. И ждать их к ужину, постелив на стол накрахмаленную скатерть. Но это только мечты. Когда-то нас привлекала эта льготная пенсия, а сейчас…

— На ином жаргоне я бы сказал, что нас просто кинули, — поддержал Лику Клисов. — Да что говорить! Жить на пенсию было бы замечательно, если бы знать, как тратить время, не тратя денег.

— Очень тонко подмечено. А знаешь, сколько сейчас стоит хорошее образование? Моя умница-дочка учится сейчас в университете Патриса Лумумбы, на бюджетном. Но, невзирая на ее поразительные способности и целеустремленность, репетиторы обошлись мне в пять тысяч УЕ, а экзамены в три тысячи. — И Лика Фирсова поправила перед зеркалом свою изумительно-сложную японскую прическу.

Лика говорила таким спокойным тоном, словно даже самые серьезные проблемы, встречающиеся на пути, нисколько не влияли на ее восторженное восприятие жизни, любые барьеры она брала легко и весело. Также легко, без видимого напряжения, она возглавляла бригаду бортпроводников на Ил-96 и на всех самолетах отечественного производства. Благодаря природному уму, хорошему воспитанию и блестящему чувству юмора, Лика без малейших усилий, с едва заметным оттенком иронии, разрешала любой конфликт, вспыхнувший на борту самолета. Она шагала по жизни грациозной походкой успешной женщины, и пассажиры, с которыми она легко находила общий язык, просто млели от ее обаяния.

— Лика, тебе ли говорить о финансовых проблемах? У тебя же есть молодой и перспективный муж? По твоим словам, он в хорошую фирму устроился? — удивился Клисов. — Я еще помню, как в Сеуле ты приобретала для него костюмы, рубашки, галстуки.

— Да, приобретала, потому что в Москве это стоит в пять раз дороже. Я должна помочь сейчас и дочери, и мужу, — сверкнула темными глазами Лика.

Мишка Клисов поймал себя на мысли, что с возрастом Лика стала даже интересней и загадочней и что, лишившись таких кадров, «Аэрофлот» много потеряет. А как можно представить «Аэрофлот» без Надьки Колесовой с ее искрящимся юмором, без Татьяны Аполлоновны с ее зажигательной энергией, без Лешки Багриева с его природным обаянием, без Светки Гималаевой с ее завидным оптимизмом! Во всем нужен индивидуальный подход. Возможно, эта спецкомиссия и есть одна из форм индивидуального подхода. Только резонней было бы поставить на ней вопрос о пребывании в «Аэрофлоте», а не о том, платить больше или меньше бортпроводникам «преклонного» возраста.