Кошечка и ягуар - Маргарет Мюр Страница 17

— Если хочешь, можешь устроиться в салоне, полистать журналы, — предложил он Тори.

— Нет уж. Можно, я сяду рядом? — И не дожидаясь ответа, Тори уселась в кресло второго пилота.

— Ты всегда спрашиваешь разрешения постфактум? — Алан засмеялся, но возражать не стал.

Вскоре они были в воздухе. Тори чувствовала себя вполне комфортно, особенно после того как убедилась, что Алан прекрасно справляется с управлением. И ей захотелось поболтать.

— Интересно, как это скромный археолог умудрился завести знакомство, да еще близкое, с такой знаменитостью, как лорд Роберт?

— Ты не можешь себе представить, с кем приходится встречаться во время экспедиций. Помнишь, я тебе рассказывал про цыган, с которыми, можно сказать, подружился в Италии? А с Бобби я столкнулся в Мексике. Археология — его хобби. Он снабжает экспедиции деньгами и иногда даже собственноручно что-нибудь раскапывает.

— А чем объясняется его дружеское расположение именно к тебе? Ты благородно одолжил замерзающему в тропиках лорду свой меховой спальник?

— Ага, кошечка опять выпустила свои коготки. Нет, все было гораздо серьезнее. Так, по крайней мере, считает Бобби. Дело в том, что он прикарманил одну штуковину из усыпальницы ацтеков, после чего с ним начали происходить всевозможные гадости. Между прочим, грозившие по меньшей мере серьезными травмами. А поскольку я в это время был рядом, то всячески мешал лорду свести счеты с жизнью во цвете лет...

— Короче, вытаскивал его, как Ушастика, из разных там бурных потоков?

— Примерно так. А когда надоело, объяснил этому чудаку, что он своим поступком, по всей вероятности, схлопотал проклятие ацтеков. И уговорил его вернуть штуковину на место. После чего дело пошло на лад, и мы вернулись в цивилизованный мир целыми и невредимыми. Бобби оказался благодарным парнем и теперь с радостью оказывает мне мелкие услуги.

— В виде проката самолетов, например.

— Вот-вот.

В кабине было очень тихо, слышен был только легкий шум мотора. Тори задумалась, глядя сквозь толстое стекло на белоснежную равнину, расстилавшуюся под ними. Они летели над облаками, и девушке казалось, что самолет едет, словно автомобиль, по заснеженному полю. Она ни разу не была на севере и подумала, что это, должно быть очень красивое зрелище, когда все вокруг покрыто белоснежными хлопьями — земля, деревья, дома. Мысль о снеге напомнила ей фразу, которую она сказала Алану в запальчивости — о том, что она захочет его близости, когда в Майами четвертого июля пойдет снег. Кажется, с этого момента прошло всего два дня, на дворе июнь, а в Майами, скорее всего, дождь. Но она уже разрешила ему прикасаться к ней, и была этому рада. Тори чуть не застонала вслух, вспомнив, как его руки нежно сжали то местечко, которое сейчас так удобно расположилось в кожаном кресле. При мысли, что все это будет иметь продолжение, ее окатило жаром. Вместе с этим сладостным приливом пришло ясное и радостное понимание, что она действительно любит этого чудесного рыжего парня. Любит по-настоящему, всей душой, всей своей женской сущностью, которая наконец проявилась в ней, словно только и ждала этой встречи. И Тори украдкой потрогала золотое колечко, которое соединило их навеки.

Оторвавшись от зрелища снежной равнины, девушка стала незаметно рассматривать своего суженого: четкий профиль, сильные руки... Алан сосредоточенно управлял самолетом. Судя по морщинке между сведенными бровями, его мысли были не такими приятными, как у Тори. Она отругала себя за эгоизм. У Алана пропал брат, а она предается сладостным воспоминаниям и мечтам.

— Алан, ты мне так и не объяснил толком, что произошло. Что рассказала Анджела?

— Только то, что Филипу позвонил парень, руководивший отделением его банка в Майами, и неожиданно сообщил, что отказывается от своей должности. Причем без объяснения причин. Правда, он сказал, что уже подыскал человека на свое место. Все это показалось Филипу очень странным. Во-первых, он сам назначает руководителей филиалов. Во-вторых, это всегда люди, которых он хорошо знает и которым полностью доверяет. А кандидатура, предложенная этим «бывшим» ему ни о чем не говорила. Короче, дело темное. Филип тут же вылетел в Майами, чтобы лично во всем разобраться, и исчез. Анджеле не позвонил, в отеле не появлялся. Вот и все, что я пока знаю.

— Вы с Филипом очень близки?

— В детстве были неразлучны. Да и сейчас видимся, как только предоставляется возможность.

— Знаешь, тогда ты обязательно почувствовал бы, что с ним случилась беда. Потому что между близкими людьми всегда существует незримая связь. У моего папы больное сердце. Так я всегда чувствую, когда у него приступы, даже если нахожусь очень далеко. Прислушайся, что ты испытываешь при мысли о Филипе?

— Некоторую тревогу, разумеется. Неизвестность мучает.

— Ну это чисто умственное. А сердце что говорит?

Алан немного помолчал, видимо прислушиваясь к своему безупречному сердцу, потом улыбнулся.

— А ничего! Стучит себе в ритме самбо.

— Ай-ай-ай, в ритме самбо — это плохо, это — аритмия.

— Какая же это аритмия? Ты, цынгарелла, видать, никогда самбо не танцевала. Ничего, я тебя научу.

— Договорились. Будем танцевать с Филипом и Анджелой, кто кого перетанцует.