Кёсем Султан. Новая загадка Великолепного века - Софья Бенуа Страница 17

Изумленный сей неслыханной дерзостью, Мурад не удержался и гневно произнес: “Да ты знаешь, несчастный, кто перед тобой? Я – султан”. На что турок тотчас выпалил: “Подумаешь, а я – Бекри Мустафа. Соберешься продавать Константинополь, я у тебя его выкуплю, и тогда ты станешь Мустафой, а я – султаном”. Мурад просто сражен, он интересуется, на каком основании этот человек заявляет свое право на покупку Константинополя. “Не умничай, – говорит пьянчужка, – иначе я и тебя прикуплю, ведь ты всего-навсего сын невольницы” (общеизвестно, что матерями султанов становились рабыни из сераля). Наш важный вельможа счел подобный диалог из ряда вон выходящим. Выяснив, что несколько часов спустя Бекри протрезвеет и к нему вернется рассудок, он повелел доставить его к себе во дворец, дабы понаблюдать, во что выльется порыв подвыпившего турка, когда тот окончательно придет в себя. И вот через некоторое время Бекри Мустафа просыпается в роскошной золоченой дворцовой спальне. Его удивлению нет предела. Ему рассказывают о случившемся и о его вольности с султаном. Зная о суровости нрава Мурада, он смертельно напуган и ожидает тяжелой кары. Все же он и здесь перед лицом опасности проявляет находчивость: притворяется, что умирает от страха, и единственное средство оживить его – подать немного вина, иначе он тотчас испустит дух.

Охранники не на шутку встревожены – вдруг он отойдет в вечность прежде, чем будет предъявлен султану, – они приносят бутылку вина, из которой он отпивает несколько капель, остальное прячет под одеждой. Немного погодя его приводят к верховному правителю – тот напоминает о его смелых предложениях и требует обещанной платы за Константинополь.

Мурад IV. В годы его правления власть фактически оказалась в руках его матери Кёсем и придворных евнухов

Бедный турок достает бутылку, восклицая: “О император, вот что побудило меня вчера замахнуться на покупку Константинополя, и если бы вы ощутили себя владельцем тех несметных богатств, какими обладал тогда я, то предпочли бы радость эту власти над всей Вселенной!”. Мурад засомневался, возможно ли такое – выпивоха посоветовал: “Достаточно пригубить божественный сей нектар”. Императору, никогда прежде не вдыхавшему винных паров, не терпелось попробовать из любопытства; он выпил все одним глотком, и вино тотчас ударило ему в голову. Счастливая веселость охватила все его существо, по членам разлилось невиданное блаженство, теперь ему на самом деле показалось: все прелести верховной власти не идут ни в какое сравнение с испытанным наслаждением. Он выпил еще. Опьянение усилилось, его свалил сон, после чего он пробудился со страшной головной болью. Неожиданно болезненное состояние вытеснило прежнее удовольствие. Он велел позвать Мустафу, негодуя и сетуя на донимающее его недомогание. Тот, будучи весьма сведущим в данном предмете, поклялся жизнью, что вылечит Мурада, прописав в качестве единственного снадобья новую порцию вина. Султан согласился. Боль тотчас сменилась наслаждением. Открытие сие настолько вдохновило его, что он уже не мыслил своего существования без этого лекарства, ежедневно доводя себя до опьянения. Бекри Мустафу он назначил своим личным советником, приблизив его как доверенное лицо, с которым всегда можно вместе выпить. Когда тот умер, султан устроил пышные похороны в кабачке, посреди бочек, и позднее не раз заявлял, что с потерей этого мудрого учителя и преданного советника кончились его счастливые деньки».

Пока весь османский двор по приказу султана носил траур по уличному пьянчужке, Мурад объявил, что он никогда больше не познает веселья, и всякий раз, когда имя Мустафы упоминалось в его присутствии, на глазах у него показывались слезы и он глубоко вздыхал. Утратив остроумного собутыльника, султан, однако, не утратил своей нежной привязанности к винной бутылке. Историк Кантемир пишет о пристрастии Мурада к спиртному:

«Но он (Мурад) гораздо более примечателен своим пьянством, в котором он превзошел всех своих предшественников, предававшихся этому пороку. Приученный к этому Бекри Мустафой, он не довольствовался питьем вина в одиночку, но принуждал пить с собой даже муфтиев и главных судей. Его эдикт, о котором упоминалось выше, разрешил людям всех сословий и званий продавать и пить вино. Будучи неумеренным любителем вина, он в то же время являлся смертельным врагом опиума и табака, запретив оба под страхом смерти, и своей рукой убил нескольких человек, кого он обнаружил либо жующими опиум, либо курящими или продающими табак».

Несмотря на все свое пристрастие к вину, Мурад IV в конце концов все же осознал, какую опасность оно представляло для стабильности государства, и в 1634 году он запретил продажу и употребление спиртных напитков и закрыл все кабачки как в Стамбуле, так и во всей империи. Райкот упоминает об этом в своем описании все более тиранического правления Мурада, который, впадая в запои, часто терял разум и совершал поступки, отличавшиеся бессмысленной жестокостью. Люди страшились его приближения и старались не попадаться ему на глаза. Пьяный султан беспричинно, за пустяковые или вовсе вымышленные проступки до полусмерти избивал слуг и наложниц, крушил мебель. Впрочем, решив избавиться от пагубной привычки возлияний, Мурад стал еще злей, вспыльчивей и жестче. Джон Фридли писал:

«…Несмотря на свое великое пристрастие к вину, Мурад осознавал его дурное воздействие на себя и что пьяный разгул склонял его к буйству и жестокости, и вследствие этого, поняв, какая опасность для его народа заключается в этой склонности к пьянству, в особенности для его войска, так как беспорядки и мятежи последнего времени во многом происходили вследствие именно этого.

Он издал чрезвычайно суровый указ против вина, повелевавший снести все питейные заведения, разбить винные бочки и вылить все вино на землю. Великий султан завел привычку ходить по улицам переодетым, и если он встречал пьяного, то приказывал бросить его в тюрьму и бить палками чуть ли не до смерти. Однажды ему случалось повстречать на улице глухого, который, не слыша шума толпы, ни звуков, возвещавших о его приближении, не успел уступить ему дорогу, как требовало того почтение и страх перед таким грозным владыкой, за каковой проступок его немедленно задушили, а тело бросили на улице».