Талисман Карла Смелого - Жюльетта Бенцони Страница 17

– Не слишком ли много кофе? – ласково упрекнул Альдо маркизу. – Вы опять не будете спать!

– Часом больше, часом меньше, не имеет значения, – отозвалась она. – С очками я прекрасно читаю. Продолжайте, Адальбер.

– Я почти уже закончил. Остается назвать только имя жертвы, погибшей в церкви Святого Августина, которое люди Ланглуа сумели узнать. Это оказалась графиня де Гранльё, которая долгое время жила на улице Веласкеса и которая...

– Как, ты сказал, ее фамилия?

– Гранльё. Она тебе знакома?

– Да... С недавнего времени. Или это очень распространенная фамилия?

– Есть только две графини де Гранльё, как утверждает наша маркиза: полусумасшедшая снобка, которая занимает теперь особняк на улице Веласкеса, выселив из него свою свекровь. И старая графиня, удалившаяся после смерти сына в родовой замок, где вечным сном мирно спят все члены ее семьи и где она чувствовала себя гораздо лучше, чем в Париже, потому что там ее родина и потому что с ней жила ее внучка.

– А где находится этот замок?

– Где-то в районе Ду. Со стороны Понтарлье.

– В бога...

– Альдо! – воскликнула госпожа де Соммьер. – Ты прекрасно знаешь, что меня приводит в ужас, когда упоминают имя Господа нашего всуе. Даже План-Крепен...

Тут она остановилась – запретное и такое родное имя слетело с ее губ! Но Альдо поспешил заполнить возникшую паузу.

– Вы знаете, откуда я приехал?

– Мы знаем, что из Швейцарии, – ответил Адальбер. – Но Швейцария велика. Будь добр, уточни, пожалуйста.

– Я был в кантоне Юра, а еще точнее, в Грансоне, куда меня пригласил один старый дворянин, родом австриец, принявший швейцарское подданство. Его мучили угрызения совести. Я бы даже сказал, он испытывал отвращение к бесчестному поступку, совершенному его дедушкой.

– Раскаиваться в чужом поступке, пусть даже собственного предка? Такое не часто встречается, – заметила Лиза и не без иронии добавила: – И что же он такое совершил, этот австриец, непочтенный предок?

– Отвлекись на секунду от Австрии и Швейцарии и вспомни, кто ты теперь! – живо отозвался Альдо. – Ты – Морозини, как та прекрасная дама в черной амазонке, чей портрет вместе с портретом моей мамы украшает нашу лаковую гостиную в твоем дворце!

– Тетю Фелисию?! Так австрийский дедушка был...

– Тем, кто уничтожил ее мужа при обстоятельствах, о которых Фелисия и не подозревала, поскольку сразу же покинула Венецию и не попала в когти Хагенталя, который ее добивался.

– И за это твой барон хотел попросить прощения? – осведомился Адальбер.

– И еще передать мне очень скромное сокровище, которое досталось ему по наследству от жены. А теперь, может быть, вы не будете меня больше прерывать?

– Я, как самый болтливый, клянусь за всех остальных, – важно пообещал Адальбер, протянул руку и сделал вид, что плюнул на пол.

И заслужил сердитый взгляд друга, но уже в следующую секунду в самом деле слушал Альдо, не прерывая его. Он не произнес ни звука до тех пор, пока Альдо не вытащил из кармана мешочек с рубином.

– Черт побери! Какой подарок!

Лиза возмутилась.

– Но "Три брата" у моего отца! Разве нет?

– Мы с ним вместе совсем недавно внимательно их рассмотрели. Да, они у Морица. Но ведь и этот подлинный. Нужно постараться разгадать эту загадку. А сейчас для нас самое главное то, что такие же точно рубины находятся у двух невесток Хагенталя, и одна из них графиня де Гранльё, убитая в исповедальне церкви Святого Августина чуть ли не на глазах Мари-Анжелин. Я думаю, что в этот миг рубин обрел другого хозяина.

Повисло тягостное молчание: все присутствующие обдумывали предположение Альдо. Прервала его Лиза.

– А я думаю, – сказала она, – что все это нужно рассказать комиссару Ланглуа. И немедленно! Только у него есть возможности...

– Разумеется, мы все ему расскажем, – тут же прервал ее Альдо, но гораздо суше, чем следовало.

Лиза нахмурилась и открыла рот, чтобы все-таки высказать до конца все, что она по этому поводу думает. Но тут маркиза де Соммьер положила руку на Лизину и сказала с улыбкой, в которой нельзя было не заметить насмешки.

– Милое дитя мое, вам придется научиться обуздывать свои порывы и тем более желание дать совет, когда эти двое вышли на тропу войны.

– А они вышли? – огорченно переспросила Лиза.

– Побежали! Понеслись! И даже если бы не было Мари-Анжелин, которая сейчас для них стоит на первом месте, нельзя было бы им помешать ввязаться в историю, которая завертелась вокруг драгоценности, чья цена стала бы баснословной, если бы удалось найти все камни.

– Но эти камни у моего отца, – жалобно проговорила Лиза.

– Не все, и это видно по оправе, которую Альдо передал вашему отцу. Однако никто понятия не имеет, куда подевался легендарный "Великий бриллиант Бургундии"! Ну и бог с ним! Мы сейчас здесь не для того, чтобы искать исчезнувшие камни Карла Смелого, а для того, чтобы помочь План-Крепен вернуться к нам в добром здравии.

– Кто-нибудь знает, как проходит следствие? – поинтересовался Альдо. – И кто его ведет? Неужели сам Ланглуа? Я бы очень этому удивился.

– Молодой Соважоль, его любимец, – ответил Адальбер. – И это доказывает, что среди всех прочих дел именно этим они занимаются в первую очередь. Мы сейчас им позвоним, сообщим о твоем приезде и обо всем, что ты нам рассказал.

Он направился к телефону, подтверждая, что слово у него не расходится с делом, собираясь набрать номер полицейского управления, но внезапно остановился.

– Если речь идет о "Трех братьях", настоящих или поддельных, то у кого же третий? – спросил он. – Эй, Альдо, отвечай! Что ты так на меня смотришь? У красавицы потекла тушь?

– Оставь твои дурацкие шутки! При чем тут тушь? Я вот, например, не знаю, как ты воспримешь то, что я собираюсь тебе сказать.

– Занято! Все время занято! – занервничал Адальбер, нажимая на рычаг. – Да говори же ты скорей! Не томи!

– Потом скажу. Время терпит. Сначала дозвонись, поговори с Ланглуа. Ты же не булочки у кондитера заказываешь!

– До чего же ты иногда невыносим, Альдо! Алло! Алло! Я хотел бы поговорить с главным комиссаром Ланглуа, соедините меня, пожалуйста! Ах, он вышел. Пожалуйста, передайте ему...

В трубке послышались короткие гудки. Одной рукой Альдо нажал на рычаг, а другой показал Адальберу на высокую фигуру комиссара, появившуюся в проеме двери. Ланглуа поцеловал руку госпоже де Соммьер, потом Лизе и только потом повернулся к мужчинам.

– Похоже, я правильно сделал, что пришел, – сказал он, слегка улыбаясь, что случалось с ним нечасто и придавало особый шарм его слишком правильному и поэтому суровому лицу. – Когда вы появились в наших краях, Морозини?