Все может быть - Джейн Грин Страница 17

К нам подходит официант, чтобы принять заказ. Они с Ником знакомы: пожимают друг другу руки и говорят о том, как приятно снова встретиться. Ник делает заказ, хотя сначала надо было спросить, чего я хочу. Мне достается пицца «Фьорентина» и салат, а Нику — бутылка домашнего красного вина.

Как только официант уходит, Ник делает серьезное лицо и вздыхает.

— В чем дело? — спрашиваю я.

Он молчит.

— Ладно, — наконец произносит он, — тебе не кажется, что самое время поговорить?

О черт. Черт. Черт. Черт. Я знала: все слишком хорошо, чтобы быть правдой. Сейчас он скажет, что больше не хочет меня видеть.

— Ну, — неуверенно говорю я, — не думаю, что нам есть о чем говорить, но, если у тебя есть какие-то мысли, давай, сбрось груз с сердца.

— Хорошо, — он кивает. А потом вздыхает. А потом молчит.

Меня начинает тошнить.

— Послушай, — говорит он, — дело в том… — Он останавливается, смотрит на меня и берет мою руку.

Через две секунды я ее отдергиваю, потому что знаю, что мне не понравится то, что он скажет, и не хочу держать его за руку, пока он будет это говорить.

— Боже, — говорит он, — это так трудно.

— Ради бога, — взрываюсь я, от нервозности мой голос звучит громко и визгливо, — говори уже!

— Хорошо, — он кивает. — Дело в том, что я не готов к серьезным отношениям.

Я молчу. Что тут сказать? Не в первый раз слышу такое.

— Но, — он поднимает глаза, — мне очень хорошо с тобой.

— И в чем же проблема?

— Не знаю. — Он вздыхает и качает головой. — Думаю, ты должна знать: я не готов взять на себя обязательства, не готов начать серьезный роман. Какое-то время у меня никого не было, мне нравится быть одному, и я не собираюсь от этого отказываться.

— И все?

— Нет, — говорит он. — Ты мне очень нравишься, и я хочу встречаться с тобой, но не хочу, чтобы ты неправильно меня поняла.

— Но, Ник, я тоже не готова к серьезным отношениям, — говорю я, и это правда. — У меня тоже давно никого не было, и я в таком же положении.

У него на лице написано облегчение.

— И я знаю, что ты не Любовь Всей Моей Жизни и я не Любовь Твоей Жизни, но это не значит, что мы не можем наслаждаться друг другом.

Его лицо становится еще более довольным. Клянусь, я вижу, как у него расслабляются плечи.

— Так ты ничего не имеешь против? — говорит он.

— Ничего, — решительно киваю я. — Нам хорошо вместе, у нас потрясающий секс, так что давай расслабимся и будем наслаждаться так долго, как получится.

— Либби, — говорит он, тянется через стол и целует меня, — ты невероятна!

Я краснею и думаю, что не так уж плохо все получилось. По крайней мере теперь я точно в него не влюблюсь. Не то чтобы раньше могла влюбиться, просто теперь в этом нет смысла.

Мы проводим прекрасный вечер. Кажется, ужин очень вкусный, хотя я не замечаю вкуса еды, меня гораздо больше занимают поцелуи через стол. Я держу его руку, и мы отлично проводим время.

Знаете, что самое приятное? То, что в субботний вечер я с парнем и притворяюсь, что мы — пара. Притворяюсь, что ничем не хуже других женщин, сидящих здесь, что у меня тоже есть парень. Я больше не жалкая одинокая женщина, у которой никого нет, и потому в субботу вечером уже не приходится идти куда-нибудь с подружками.

Наверное, вы думаете, что я ненормальная. Джулс именно так и считает, потому что в одиночестве есть свои преимущества. И правда! Если ты занята, общительна, встречаешься с мужчинами и ходишь на свидания, лучше быть самой по себе, другого и не хочется. Но когда у твоих одиноких подруг вдруг появляются бойфренды, лишь у тебя никого нет, ты становишься несчастной. Звонишь им и приглашаешь в бар в субботу вечером, а они извиняются и говорят, что они со Стивом, Питом или Джейком, но, так уж и быть, согласны выпить чашечку кофе после обеда. Если повезет, подруга приходит одна с широченной улыбкой на лице, садится и заваливает тебя рассказами о том, какой он замечательный. Если не повезет, они притащатся вместе, и придется пытаться вести светскую беседу с кем-то, кого первый раз видишь, в то время как подруга влюбленно смотрит на него и восхищается каждой глупостью, которая вылетает из его уст. В результате сбегаешь так быстро, как позволяют приличия.

А субботние вечера ты проводишь одна или, еще хуже, на вечеринках, устраиваемых парами, когда единственный малосимпатичный холостяк (которого пригласили специально для тебя) — и тот не пришел. И весь вечер чувствуешь себя отвратительно.

Но сегодня я одна из счастливых женщин, имеющих пару, и словно принадлежу к тайному обществу! Мне это определенно нравится.

Мы заканчиваем ужин и идем в квартиру Ника. Подразумевается, что я останусь на ночь, хотя никто из нас не говорил об этом, но что же еще могут означать слова «наслаждаться друг другом», если не секс? Ник ведет меня по дорожке к высокому красному кирпичному зданию в викторианском стиле. В самом большом окне филенчатые жалюзи. Сквозь них можно разглядеть, что происходит в комнате, и, кажется, все не так ужасно, как я себе представляла, а даже наоборот.

Внутри горит свет, и, конечно, комната не совсем в моем вкусе, но очень уютная — не та адская дыра, которую я рисовала в своем воображении. Я вхожу в парадную дверь, кладу свою сумочку на невысокую тумбу и жду, пока Ник просматривает конверты на столике в холле.

Он поднимает глаза и начинает смеяться.

— Это не моя квартира! — говорит он. — Моя наверху.

— О! — Я заливаюсь краской и беру в руки сумочку. — Извини.

Мы поднимаемся по лестнице, и он открывает другую дверь. Войдя туда, я понимаю, что это и есть его квартира. И она ужасна.

Нельзя сказать, что в ней грязно, вовсе нет, по крайней мере на первый взгляд. Просто там бардак, невообразимый, полный бардак. В одном конце комнаты — незаправленный футон, который, наверное, превращается в диван, когда Нику взбредет в голову убрать его. Но сегодня утром он этого не сделал: одеяло комком валяется в ногах, и повсюду горы газет и журналов. Если я говорю «повсюду», я это и имею в виду. Тут едва можно передвигаться, и, пробираясь через комнату, я думаю, что уж лучше горы газет, чем открытый пол: те его островки, что виднеются из-под завалов, похожи на ковровое покрытие для пабов с оранжевыми и коричневыми завитками. Я осторожно опускаюсь в кресло, которое, может быть, когда-то было почти новым. Но это было очень давно. Так давно, что страшно подумать.

Мебель похожа на старье с помойки, а может, так оно и есть: все разваливается, по стенам хаотично развешаны полки, и книги на них навалены, а не расставлены ровными рядками, как в моей квартире. Это просто свалка. Помойная яма.

— Хочешь чаю? — спрашивает Ник, исчезая на кухне.