Бабочка с золотыми крыльями - Ольга Волошина Страница 17

В ЗАГСе, когда они еще только готовились ступить на красную дорожку, ведущую к светлому семейному счастью, Ася неожиданно почувствовала какое-то странное, тоскливо щемящее чувство. Возникло вдруг безумное желание стащить с головы эту кошмарную фату, лезущую в глаза, скинуть неудобные, сдавливающие пальцы ног туфли на высоченных каблуках и сбежать куда-нибудь. Она пыталась думать о чем-нибудь другом, например, о том, какой смешной муж у старшей сестры Олега, маленький, верткий, суетливый, немного похожий на французского комика Луи де Фюнеса, или о том, какой чудовищно яркий галстук у Олегова дяди, приехавшего вместе с женой, болезненной на вид женщиной, из какой-то далекой деревеньки. Однако это не помогало. Отчаянное желание скрыться, спрятаться от жадных взоров многочисленных гостей, а заодно и от жениха, смотревшего на всех (и на свою невесту в том числе) с широкой самодовольной улыбкой, было настолько нестерпимым, что Ася попыталась высвободить левую руку из его влажных пальцев. Не тут-то было: Океанов еще крепче, еще сильнее сжал ее ладошку, а улыбка на его лице стала еще шире и самодовольнее. Грянула музыка, и Ася, подавив вздох, растянула губы в улыбке и обреченно шагнула вперед, навстречу своей новой жизни.

Возможно, эта новая жизнь и была бы если не счастливой, то хотя бы просто сносной, не хуже чем у других, и, может быть, Ася притерпелась бы к ней, не вмешайся внешние обстоятельства. Обстоятельства эти, теперь известные как «лихие девяностые», бульдозером сметали привычные устои, давние традиции, рушили все, что попадалось им на пути, разбивали семьи, прежде считавшиеся крепкими и счастливыми. В Асиных воспоминаниях семейная жизнь с Олегом оказалась спаянной неразрывно с «лихими» девяностыми и теми проблемами, которые они принесли.

Впрочем, это случилось чуть позже. А сначала все было вполне прилично, особенно в первые два месяца. Жили они тогда с Асиными бабушкой и дедом. К началу третьего месяца Олег, которому не нравилось, что Зоя Ивановна, привыкшая руководить мужем и внучкой, пытается управлять и зятем, стал высказывать недовольство. Сначала намеками, а потом и впрямую, не стесняясь в выражениях. Происходило это по вечерам, когда Ася укладывала сына спать.

– Не понимаю, Насть, чего ты ее слушаешься, как пятилетняя?

– Ты о чем? – Ася, поправив одеяло в детской кроватке, повернулась к мужу.

– Хотя бы о том, что твоя старуха…

– Олег!

– Бабуля твоя не дает тебе перейти на заочное. Могла бы работать и учиться, денег было бы больше. Нет, ты не подумай чего, мне твоих денег не надо. Я ж о тебе забочусь. Могла бы, например, пальтишко и получше себе купить, чем то, в котором ходишь.

– Оно тебе не нравится?

– Нет, почему… ничего. Только, по-моему, из моды вышло.

– Ты ошибаешься. И вообще меня оно устраивает.

– Ну-ну. А все равно, зря ты позволяешь ей так собой командовать. Между прочим, давно пора жить собственными мозгами. Вот если бы я хотел перейти на заочное, а меня…

– Наверное, она права, – прервала его речь Ася, давая понять, что тема закрыта.

– Дело хозяйское. – Олег пожал плечами и с недовольной миной затих, правда, ненадолго: – Ну, скажи, с какой это стати я должен вставать в несусветную рань в свой законный, долгожданный, потом и кровью заработанный выходной? С какой это стати мы с тобой, Настька, должны ехать на гребаную дачу твоей назойливой бабули и ишачить там, как две сельские лошади? Нет, все, баста! Никуда не поедем! Я на своей работе напахался! Имею право хоть в выходной день отдохнуть? Нет, ты скажи, имею?

Ася вздохнула и посмотрела на мужа, удивляясь тому, как быстро обнаружилось все, что было прежде скрыто под маской. Если раньше он восхищался бабушкой, называл ее и в глаза и за глаза только Зоей Ивановной, то теперь иных эпитетов, кроме как «твоя старуха», «твоя назойливая бабуля» или «эта твоя нудная престарелая родственница», Ася от него не слышала. И если раньше Олег считал отдыхом прогулки и походы в кино, теперь все релаксационные мероприятия сводились к просмотру телевизора или валянию на диване с мятой газетой «Советский спорт» в руках.

– Но ведь бабушке с дедом трудно одним работать. Они же не молодые. Почему бы нам не помочь, – мягко возражала Ася. – Они ведь нам помогают, продуктами и вообще. Алеше вон столько одежек накупили. И игрушек. А то, что на даче выращивается…

– Да что там выращивается, – перебил, скривившись, Олег. – Чепуха одна! Нет, Настька, не поеду я никуда.

– Ну ладно, как знаешь. Я одна поеду. С Алешей.

– Ну и езжай, коли охота, – проворчал Олег и отвернулся. Он знал, что жена все равно растолкает его ни свет ни заря, вытащит из теплой постели и поволочет на постылую дачу вопреки всем его желаниям. Только потому, что так хочется ее нудной родственнице, это старой карге, подмявшей под себя и мужа, и внучку, а теперь старающейся наложить лапу и на него, Олега.

Ночью он долго ворочался в постели, обиженный на жену, и глухо бурчал себе под нос что-то неразборчивое, но в конце концов все же заснул. Ася лежала рядом, прислушиваясь к мерному дыханию Алеши и тихому похрапыванию мужа, и, наверное, уже в тысячный раз пыталась понять, не совершила ли она ошибки, согласившись выйти за Океанова. Нет, наверное, никакой ошибки не было. Всем хорошо: и бабушке, довольной, что пристроила внучку за хорошего парня, и Алеше, у которого появился наконец отец. Отец этот, правда, к Асиному безграничному удивлению, теперь почти не обращал внимания на ребенка, который продолжал тянуться к нему. А ведь раньше, до свадьбы, ей казалось, что он любит ее малыша. Нет, она, наверное, не права, хочет от мужа слишком многого. Он действительно сильно устает на работе, и вечером ему, конечно же, нужно отдохнуть, расслабиться, почитать газету, а в выходные подольше поспать. Не все же могут крутиться с утра и до позднего вечера, как ее бабушка, прошедшая войну и знающая, почем фунт лиха.

Вскоре, несмотря на настойчивые уговоры бабушки, молодые собрали пожитки и перебрались к Олеговой матери. На этом настоял Олег, заявивший, что мать, которая в последнее время прихварывает, хотела бы, чтобы сын с семьей был рядом. Вдруг ей станет плохо, понадобится помощь, а вызвать «Скорую» будет некому?

– Понимаете, Зоя Ивановна, после смерти отца ее здоровье сильно пошатнулось, – высокопарно объяснял Океанов. – Папин уход подломил ее силы.

– Конечно, Олег, все правильно, вы должны быть рядом, если она так хочет, – соглашалась бабушка Зоя, думая про себя: какой хороший, какой чуткий и внимательный сынок у мадам Океановой. Удивляло другое: Татьяна Павловна создавала впечатление абсолютно здоровой, небоязливой, подвижной женщины, которой сам черт не брат. Она была такая же коренастая и широкоплечая, как ее сын, с таким же ярким румянцем во всю щеку, широкими ступнями и сильными, как у мужчины, кистями рук. И водку на свадьбе глушила так, что у Зои Ивановны, тоже не чуравшейся спирта тогда, на фронте, а теперь позволявшей себе лишь несколько глотков сухого вина, просто дух захватывало. И плясала Татьяна Ивановна без устали, как заводная, словно кто-то подключил ее к электричеству. Однако мальчик прав, нельзя оставлять мать без внимания. У нее, у Зои, муж всегда рядом, под боком, сын с семьей живет неподалеку, всего через три дома, а у бедной женщины никого, кроме Олега нет. Дочка не в счет, она в Новосибирске, приезжает к матери только по большим праздникам.