Музыка страсти - Лесли О'Грэйди Страница 17

– По крайней мере так мне кажется, – с неохотой призналась Миллисент.

– Ну что ж, пожалуй, нам есть о чем поговорить с мистером О’Коннором! – воскликнула Лалла.

Миллисент в испуге выскочила из-за стола. Ее лицо пылало.

– Не надо! Прошу вас, не надо! – зарыдала она, машинально сжимая руку Лаллы и пытаясь удержать ее, но в порыве нечаянно толкнула стопку бумаг, аккуратно сложенную на столе, и листки закружились по комнате, медленно падая на пол.

– О Боже! – воскликнула Миллисент. – Ну вот, посмотрите, что мы натворили!

Лалла быстро опустилась на колени, пытаясь навести порядок в бумагах.

– Ах, это я во всем виновата, – сказала она.

– Ничего страшного. – Миллисент присоединилась к ней, ползая по полу на коленях.

Между тем внимание Лаллы привлекла выцветшая от времени газетная вырезка. На фотографии был запечатлен отец Грея – Лалла сразу узнала его. Точно таким же он был на портрете в кабинете Грея. Скучная статья рассказывала о городских зданиях, построенных при его участии. Ничего интересного, подумала Лалла, пробежав газетную заметку глазами, и положила ее в стопку вместе с остальными бумагами.

– Наверное, я немного переборщила. – Миллисент скривила губы в глуповатой улыбке.

– О, зато вы не пустили меня в кабинет! – заметила Лалла. – Не думала, что вы такая проворная.

Миллисент, казалось, не обратила внимания на ее слова. Она была озабочена чем-то другим.

– Надеюсь, вы никому не расскажете о нашем разговоре? Если Грей узнает, что я сплетничаю, мне несдобровать. И тогда прощай место секретаря!

– Полно, Миллисент! Я никому ничего не скажу, – успокоила ее Лалла.

– Буду очень признательна! – Казалось, Миллисент очень переживала.

Лалла пожелала секретарше удачного рабочего дня, неслышно пересекла приемную и направилась к себе.

Сегодня же вечером она непременно переговорит с Тоддом О’Коннором.

После обеда все собрались в музыкальной комнате послушать фортепиано. Дейзи прекрасно владела инструментом, поражая Лаллу глубиной понимания музыки. Она подошла к инструменту, открыла ноты и тут же преобразилась. Дейзи обожала музыку: она жила ею, погружаясь в прекрасный мир звуков. Тодд О’Коннор встал рядом, приготовившись переворачивать листы нотной тетради. От Лаллы не ускользнуло, что он смотрит на ее подругу с обожанием.

Зазвучали первые аккорды, и комнату наполнили фантастические звуки «Лунной сонаты» Бетховена. Лалла переводила взгляд с одного лица на другое и видела, какими одухотворенными они становились. Грей в задумчивой печали застыл у камина; Миллисент, присевшая рядом с Лаллой на диване, наоборот, вся светилась от восторга.

– Всегда мечтала научиться играть, как Дейзи, – прошептала она, вздохнув.

Лалла с пониманием кивнула, но мысли ее унеслись далеко-далеко. «Боже, какие слепцы, – думала она. – Неужели они не видят, как Тодд любит ее! Да он просто сияет от счастья, находясь рядом с ней». Только почему ее подруга не хочет замечать его пылких взглядов? Значит, что-то в поведении Тодда ей не по душе? Надо непременно поговорить с ним!

* * *

Дейзи была всецело поглощена музыкой. Она лишь быстро переводила взгляд с нотной бумаги на кончики пальцев, проворно бегавших по белым и черным клавишам. О чем она думала сейчас? Почему никто никогда не видел хотя бы искорки в ее взгляде в ответ на пламя страсти, горевшее в глазах Тодда О’Коннора? На эти вопросы Лалла хотела найти ответ.

Исполнив несколько пьес Шопена и Шумана, Дейзи встала, приняв трость из рук Тодда, и раскраснелась от смущения, услышав аплодисменты благодарной публики.

Постепенно все покинули комнату, расходясь по своим делам. Тодд направился в сторону кабинета Грея, и Лалла тихонько пошла следом. Она наблюдала за ним, пока он не исчез за дверью приемной, оставив ее приоткрытой. О’Коннор прошел в кабинет и зажег свет. Немного повременив, Лалла тихонько постучала.

– Войдите!

Он оторвал глаза от папки с бумагами и посмотрел на дверь. Кажется, Тодд не ожидал увидеть ее в кабинете в такое время, и Лалла невольно поежилась от пристального взгляда его зеленых глаз.

Она прошла в кабинет, шурша пышной атласной юбкой.

– Тодд, – начала Лалла, – я хотела поговорить с вами. Не могли бы вы уделить мне несколько минут?

– О, я бы с удовольствием, но Грей поручил подготовить к завтрашнему дню несколько официальных писем, а потому… – замялся он.

– Но это касается Дейзи.

Ее слова наконец дошли до его сознания, ибо он оставил бумаги и спросил:

– С ней что-то случилось?

– Да нет, слава Богу. Ведь вы любите ее, Тодд, не правда ли? – Вопрос прозвучал скорее как утверждение.

Он посмотрел на Лаллу с выражением крайней заинтересованности:

– Почему вы решили спросить об этом? Мои чувства – мое личное дело!

– Видите ли, Дейзи – моя лучшая подруга, – начала Лалла. – Я знаю ее очень давно. Мы всегда делили с ней радости и горести.

– Так же, как с Греем? – попытался съязвить Тодд, но вовремя осекся. – Извините, я не хотел вас обидеть.

Лалла сжалась: ей было неприятно, что посторонний человек посмел обсуждать ее частную жизнь. Но она не стала выдавать своих истинных чувств. Ведь, в конце концов, она пришла сюда не за этим!

– Я не обиделась. И вообще, Тодд, пора расставить все по местам. Я давно догадывалась, что вы осуждаете мой поступок по отношению к Грею. По крайней мере теперь вы в этом честно признались. Скажите же, положа руку на сердце, что я вам просто неприятна.

Тодд впился взглядом в ее побледневшее лицо, затем глубоко вздохнул и выпалил:

– Да, вы правы, Лалла. Действительно, я осуждаю ваш поступок. Но неприлично высмеивать гостей хозяина. Не так ли?

– Признайтесь, Тодд, вы всегда поступаете, исходя из соображений личной выгоды? – ухмыльнулась Лалла.

– Как правило, – произнес он, поняв, что попал в ловушку. – Когда уходишь из родительского дома, едва достигнув семнадцати лет, чтобы заработать на хлеб, то невольно учишься крутиться и выслуживаться! Как иначе бедному молодому человеку занять достойное место в нашем жестоком мире?

– Ах, вот почему вы так обхаживаете Дейзи! Заключить союз с представительницей богатого рода Четвинов – что может быть лучше! – резко бросила Лалла, язвительно усмехнувшись. – Однако не понимаю, неужели такой честолюбивый человек не мог найти партии получше хромоногой калеки!

Кажется, слова Лаллы настолько задели Тодда О’Коннора, что он в ярости схватил папку с бумагами и швырнул ее на стол с таким грохотом, что у нее зазвенело в ушах. Затем он с ненавистью посмотрел на Лаллу: