В свете луны - Кэтлин Эшенберг Страница 17

Аннабель провела пальцем по черной кайме и вздохнула. Теперь, когда новые карточки были доставлены, она не могла больше избегать ответов на них. Но Аннабель ужасно боялась этого, потому что не хотела лгать. Она попала в ловушку, которую сама же и устроила, и теперь не знала, как с достоинством выбраться из нее. Она выдвинула Пейтону свои условия, не надеясь, что он примет их, а теперь оказалась между Сциллой и Харибдой.

Она могла жить во лжи, надеясь на то, что когда ее замужество перестанет быть тайной, люди сочтут, что это была несчастная любовь, которую пробудили лихорадка военного времени и соседство супругов. Или же она могла выбросить эти карточки, написать другие с новым именем и попытаться пережить унижение от того, что вынуждена была выйти замуж по расчету за нелюбимого человека.

Аннабель не нравилось ни то ни другое. Она ненавидела себя, потому что знала наверняка, что струсит и станет жить во лжи. Она закрыла коробку, избегая смотреть на свое отражение в зеркале, висящем над столом.

Этим вечером она почувствовала себя, как никогда, одинокой. Папа умер, Карлайл для нее потерян, Бо начал взрослеть, а это значит, что скоро и он покинет ее. Не желая размышлять о грустном, Аннабель направилась в другую комнату, где оставила свою корзинку с вязаньем. Ей нужно было закончить носки для Карлайла, чтобы отправить их ему с завтрашней почтой. Она надеялась, что его гнев немного остыл и он не выбросит ее подарок в первую попавшуюся помойную яму. Ведь если война все же начнется, ему очень пригодятся добротные теплые носки.

Джулз принес поднос с чайным прибором и поставил на крошечный позолоченный столик перед камином. Аннабель села рядом и достала вязанье. Спицы постукивали в ее руках, в камине потрескивали поленья, а из гостиной доносились приглушенные мужские голоса. Аннабель попыталась сосредоточиться на вязании, но поймала себя на том, что прислушивается к голосу Ройса.

Она вспомнила утро на берегу реки. В тот момент она поверила, что они могут стать друзьями. Она пыталась не думать о своем глупом поведении, когда ждала поцелуя от самого красивого мужчины на свете, мужчины, который привлекал ее и в то же время пугал с самого детства.

Аннабель опустила вязанье на колени и уткнулась затылком в лохматую обивку кресла. Джулз оставил открытыми двери, и взгляд девушки упал на портрет, висящий над каминной полкой. Аннабель опустила недовязанный носок в корзинку с рукоделием и последовала внезапному желанию рассмотреть портрет внимательнее.

Молодой Пейтон Кинкейд стоял рядом с элегантно одетой миссис Кинкейд. Ройс унаследовал большинство черт отца – серые глаза, худощавое телосложение, прямые густые волосы, красновато-каштановые, словно только что вспаханное роле, и гордый разворот широких плеч.

Странно, но Гордон совсем не походил ни на отца, ни на брата. Он был выше, шире в груди, с золотистыми вьющимися волосами и ясными голубыми глазами. Аннабель переключила внимание на женщину, изображенную на портрете, и внезапно узнала Гордона в голубых глазах, смотрящих на нее с портрета. Но только глаза и широкий рот объединяли их. Волосы миссис Кинкейд были черными как вороново крыло, а тело, скрытое под складками бирюзового платья, сшитого в стиле ампир, было изящным и в то же время чувственным.

– Pater patriae [3]и леди Баунтифул. Красивая пара.

Аннабель вздрогнула, но потом взяла себя в руки. Поглощенная своими мыслями, она не услышала, как сзади подошел Ройс. Не обратила внимания на сарказм в его голосе и продолжала смотреть на портрет.

– Ваша мама почти так же красива, как и моя, – произнесла она.

Ройс тихо засмеялся:

– Леди солгала бы и объявила обеих женщин одинаково красивыми, чтобы не ранить моих нежных чувств.

В его словах заключался какой-то скрытый смысл. Аннабель украдкой взглянула на Ройса, однако не поняла, что он имел в виду.

– Вы ошибаетесь, – возразила девушка. – Леди изложила бы свою мысль так витиевато, что вам вряд ли удалось бы уловить в ее словах нанесенное вашей матери оскорбление. А вот джентльмен никогда не подкрался бы так, как вы, напугав меня до смерти.

– Вы просто задумались и не заметили меня. Должен признаться, я вовсе не джентльмен, миссис Кинкейд, и, когда пятилетний срок подойдет к концу, уверяю вас, вы будете безмерно счастливы получить развод.

Добродушный тон смягчал язвительность его слов, и поэтому, вот уже в сотый раз, Аннабель пожалела, что так и не научилась искусству флирта еще в детстве. Ройс выглядел невероятно мужественным и красивым в голубом фраке с черным бархатным воротником, расстегнутым сверху, так что из-под него виднелся шелковый жилет в желтую и серую клетку.

Аннабель вспомнила прозвище, которое придумал для нее Карлайл. Она никогда не считала, что похожа на воробья, одетая в простое платье из черного шелка поверх безнадежно устаревшего узкого кринолина. Но это было ее единственное траурное платье, второе она безвозвратно испортила на днях, У нее просто не хватило смелости пренебречь традициями, хотя в душе она считала ношение траура бесполезным и расточительным.

– Пожалуй, я такая же леди, как вы – джентльмен, – произнесла Аннабель в тон Ройсу, отдавая себе отчет в том, что сказала глупость.

– Леди должна носить дорогие меха и бриллианты, не говоря уже об изысканных манерах и речи, – заявил Ройс.

Аннабель не нашлась что ответить и ждала очередной насмешки Ройса.

Но он привлек ее к себе, приподнял за подбородок ее лицо и большим пальцем погладил щеку. Она закрыла глаза и сглотнула, наслаждаясь его прикосновением.

– Никакой грязи сегодня вечером, – произнес Ройс.

– И никаких веснушек, – прошептала Аннабель.

Где-то далеко-далеко, словно в другом мире, раздавался смех Гордона и Бо, и сновали по дому слуги, выполняя свои многочисленные обязанности. Но для Аннабель сейчас существовал только Ройс, ласкающий ее лицо.

– Забудь о том, что ты леди. Быть леди ужасно скучно, – сказал Ройс, и Аннабель поняла, что готова отдать ему свое сердце, которое он наверняка разобьет.

Ройс опустил руку, отошел на шаг и повернулся так, что девушка могла видеть его профиль, в то время как сам он смотрел на портрет.

– Я хорошо помню твою мать, – наконец произнес он. – Анна Ли была красивой, доброй и веселой.

– А ваша мама?

Все эти годы Аннабель интересовала пропавшая миссис Кинкейд, о которой никто никогда не говорил, но чей портрет все же висел на почетном месте в зале для приемов. Может, если он раскроет ей этот секрет, она сможет понять мотивы поступков Ройса Кинкейда.

Из груди Ройса вырвался тихий презрительный смех.

– Этот портрет не слишком правдоподобен. Художник не уловил всех тонкостей ее лица. Видимо, ее красота ошеломила его.

Аннабель подошла к Ройсу. Ей хотелось взять его за руку, но прежде чем она решилась на это, он произнес: