У вас семь новых сообщений - Стюарт Льюис Страница 17

Весь вечер я сижу у себя в комнате, глядя на фотографию мамы. Отец заперся в кабинете, а мы с ним так и не поговорили. В голове крутятся возможные ответы, но мне не хочется размышлять над ними. Достаточно того, что мамы нет рядом.

Чтобы отвлечься, я листаю журнал «Нью-Йорк» с Дрю Бэрримор на обложке. Однажды я встретила ее на пробах к одному из фильмов отца. Она опоздала, чем все были недовольны: продюсеры, их помощники, даже мой отец, который обычно очень спокоен. Думаю, потому, что они уже не верили в успех фильма. Две студии отклонили сценарий, несмотря на участие многих звезд. Но, как выяснилось, человек, с которым Дрю должна была пробоваться, тоже не пришел, так что ей пришлось ждать в той же комнате, где я пыталась играть на пианино. На улице стеной шел дождь, и Дрю стояла у окна, положив руки на стекло, как будто пытаясь что-то вспомнить. Тогда я толком не знала, кто она такая. Дрю села на пол и принялась пролистывать сценарий, потом призналась, что всегда хотела поработать с моим отцом. Я спросила почему, и она ответила:

– Трудно сказать. Мне нравится фильм «Ленивая дорога», в нем есть что-то особенное.

Мне было всего восемь, однако я уже успела привыкнуть к тому, как люди льстят отцу. Но Дрю говорила правду. Она сказала это не для того, чтобы привлечь меня на свою сторону. В любом случае я не имела никакого отношения к выбору актеров.

Мы сидели там, пока дождь не кончился. Дрю сказала, что у меня загадочные глаза. Мне это запомнилось, потому что никто раньше не делал подобных комплиментов.

Большая часть актеров, которых я встречала на пробах, изрядно нервничали. На самом деле я не любила там бывать, потому что их мандраж передавался мне. Дрю вела себя так, будто пришла к дантисту на профилактическую чистку. Казалось, все это ее совершенно не трогает. Я спросила, почему она так спокойна, и Дрю, улыбнувшись, ответила, что в шоу-бизнесе с детства, а потому ей пришлось быстро повзрослеть.

«Ты хочешь столько всего узнать, столько всего пережить, но лучше пусть это происходит постепенно. Мне же пришлось многому слишком быстро учиться».

Сейчас, слушая на айподе, как Имоджен Хип поет «Прятки», я пытаюсь понять, действительно ли хочу знать все это. Кажется, дело не ограничивается Коулом. Это как с матрешками: открываешь одну, а в ней другая – поменьше, и еще одна, и еще. Крохотная куколка в середине может сделать так, что я никогда не стану прежней. Но уже поздно. Семя посажено и пустило корни. Его ветви простираются надо мной. Я должна знать. Я могла бы повторить слова песни.

Где мы?

Какого черта с нами происходит?

В пыли на ковре

Остаются круги —

Предчувствие непоправимого…

Я стучу в дверь и вхожу. Отец смотрит на заставку монитора, где карандаш рисует персонажей, которые оживают и убегают с экрана. Сколько он вот так сидит?

Я подхожу к окну.

– У тебя опять это выражение лица, – говорит он.

Я чувствую, что теряю над собой контроль, и слова сами срываются с губ. Я рассказываю о маминой квартире, о телефоне, о Бенджамине и, наконец, о Коуле.

Он ошарашенно смотрит на меня. Когда я упоминаю Коула, его глаза вспыхивают ненавистью. Но неожиданно его взгляд становится мягче, и он делает глубокий вдох.

– Кто он?

– Моряк, – тихо отвечает отец. – Предлагает яхты в аренду в Европе. У него вилла в Тоскане, недалеко от Ричарда. Думаю, там они и познакомились.

– Папа, я всего лишь хотела узнать, как она умерла. Ты не можешь вечно избегать этой темы. Мне уже достаточно лет…

– Но зачем, солнышко? Разве это знание что-то тебе даст? Не лучше ли помнить ее живой? Да, с ней был Коул. Но я же говорил тебе, ее сбило такси.

– То есть у них был роман.

Кажется, отец сейчас взорвется, но он мягко отвечает:

– Да, Малия. Был.

Он называет меня настоящим именем. Обычно это означает, что разговор окончен. Все, на что мне сейчас стоит рассчитывать, – подтверждение. Я пытаюсь понять, каково было ему, и вижу по лихорадочному румянцу на щеках и бегающим глазам, что это оказалось очень тяжело принять. И трудно до сих пор. Я чувствую себя так же.

Он щелкает мышкой, и заставка исчезает. Фоном для рабочего стола служит афиша его последнего документального фильма. На ней изображены три пожилые женщины, сидящие на скамейке в парке. Над их седыми головами невероятно синее небо. Фильм рассказывает о несчастной любви – угадайте почему. Каждая из этих женщин была замужем пять раз. Отец потратил несколько месяцев на то, чтобы выяснить все факты их биографии.

– Как это вышло?

– Я задавал себе тот же вопрос.

Мы помолчали.

– Я безумно зол на нее, но как можно сердиться на мертвую?

– Ничего страшного. Только не копи гнев. Отпусти его.

– Как думаешь, ты еще когда-нибудь женишься?

Он серьезно смотрит на меня, желая убедиться, что я не шучу.

– Наверное, нет. Но в моей жизни случалось много такого, чего я не ожидал.

– В моей тоже.

Мне продолжает казаться, что он что-то скрывает. Видимо, придется отыскать Коула и спросить самой. Чем больше я буду знать, прежде чем услышу следующее сообщение, тем лучше.

Я подхожу к отцу и кладу руки на его сильные плечи. Некоторое время мы смотрим на этих пожилых дам, каждая из которых по-своему красива.

– Пойду спать, пожалуй, – говорю я.

– Я тоже.

Он выключает компьютер, и мы выходим из кабинета. Я направляюсь к своей комнате и слышу топот ног Тайла. Он заходит вслед за мной.

Я не из тех девочек, которые не выносят присутствия младших братьев в своей комнате. Да, это священное и неприкосновенное место, но Тайл не нарушает атмосферы. К тому же сейчас я рада любой возможности отвлечься.

– Я видел твои фотографии.

– Тайл!

– Знаю, мне туда нельзя, но я ничего не трогал. Было скучно. Я не могу постоянно смотреть телевизор.

Я улыбаюсь. Он продолжает:

– Мне понравились те, с девушкой. Но ты должна рассказать, как вы познакомились. Ты не можешь вот так подружиться с человеком, которому – сколько ей – тридцать.

Он ходит вокруг меня, а я пытаюсь придумать ответ.

– Я встретила ее у Оливера. Она подруга его мамы.

Кажется, это сработало. Он опускается на колени и чертит пальцем узоры на ковре.

– Из-за чего вы с папой поругались?

– Не из-за чего, – отвечаю я и прячусь за дверцей шкафа, чтобы переодеться в ночную рубашку.

– Мне так не показалось.

– Я могу сказать, но тогда мне придется тебя убить.