Ночь в "Восточном экспрессе" - Вероника Генри Страница 17

Она снова села за столик. Рядом с ней высилась груда подарков от подруг. Тщательно выбранные пустячки, безделушки и предметы роскоши, тронувшие ее сердце. Дэнни ничего ей не подарил, но ничего удивительного в этом не было. Он, вероятно, не из тех мужчин, которые дарят женщинам продуманные подарки со значением. И не так уж долго они пробыли вместе, чтобы ожидать от него хотя бы поздравительной открытки. Да, собственно, строго говоря, и парой-то их не назовешь…

За столом все расслабились, попивая «Лимончелло» и кофе-латте, шушукаясь, наслаждаясь выходом в свет в середине недели. Было почти одиннадцать.

— Я, наверное, уже скоро пойду, — обратилась Имоджен к Ники. — Завтра мне вставать ни свет ни заря.

— Только не жди, что я тебе посочувствую, — ответила подруга. — Везучая ты. Ночь в «Восточном экспрессе»! Твоя бабушка просто гений. Какой потрясающий подарок.

— Знаю, — отозвалась Имоджен. — Хотя было бы веселее, если бы я поехала не одна.

— Кому что. Я бы все отдала за пару ночей в одиночестве. Ничего лучше я и представить не могу. И… Ты будешь жить в «Чиприани»… Полный улет.

Имоджен пришлось улыбнуться:

— Да. Наверное, ты права. Я избалована.

Избалована. Имоджен знала, что это так. Билет на поезд и ночь в этом отеле не были даже подарком как таковым. Его она должна была забрать, когда приедет в Венецию. Картину под названием «Возлюбленная». Которую кто-то хранил для Адели на протяжении последних пятидесяти лет. У Имоджен не было времени поразмыслить над этим утром, когда бабушка обрушила на нее за завтраком свой сюрприз.

Ники ковыряла остатки торта у себя на тарелке.

— Я думаю, твоя бабушка чувствует себя виноватой из-за продажи галереи. Наверное, все дело в этом.

— Ей не нужно чувствовать себя виноватой. Я без конца ей это говорю. Мне следовало уехать несколько лет назад.

— Так чем же ты собираешься заниматься?

Несколько секунд Имоджен молчала. Потом повернулась к подруге.

— Я, наверное, уеду в Нью-Йорк.

У Ники отвисла челюсть.

— Что? С чего это вдруг?

— У меня уже давно есть предложение. От галереи на Манхэттене, которая специализируется на британском искусстве. «Остермейер и Сейбол». Они сказали мне, что я в любое время могу приехать и приступить к работе. Это открытое приглашение.

— О Боже. — Ники вытаращила глаза. — Ты шутишь. Так что же тебя так долго держало? Да я бы на все пошла, лишь бы уехать в Нью-Йорк. На все, что угодно, только бы уехать из Шеллоуфорда.

Имоджен удивилась.

— Я думала, ты счастлива.

Ники вздохнула.

— Понимаешь, для этого недостаточно дома твоей мечты и «рейнджровера-эвок».

— Понимаю, — сказала Имоджен. — Думаю, недостаточно. Но мне казалось, что ты довольна.

— Я никогда никуда не уеду и ничего не сделаю. Верно? В ближайшие десять лет я обречена возить детей в школу и готовить Найджелу завтраки, а тогда уже будет слишком поздно. Ты другое дело. Весь мир лежит у твоих ног. Нью-Йорк, Имо… Я хочу сказать: клево.

— У тебя же есть работа. Ты же любишь свою работу!

— Что? Расписывать в подробностях дома, в которых никто в здравом уме не захочет жить? Сообщать людям, что их продажа не выгорела? Говорить людям, что их дом на самом деле стоит на сто тысяч фунтов меньше, чем они полагали?

Ники откинулась на спинку стула. Она как-то позеленела. От зависти или от чрезмерного количества торта и вина, Имоджен сказать не могла. Сделала глоток вина. Теперь оно было теплым и слегка маслянистым, но Имоджен требовалось оправиться от шока в связи с решением, которое она только что приняла.

Потому что Ники была права. Шеллоуфорд высасывал из тебя все соки и лишал всех амбиций. На первый взгляд казалось, что их городок словно сошел с почтовой открытки, но когда Имоджен обвела взглядом стол, то увидела, что во всех ее подругах есть что-то неестественное. Если она не вырвется отсюда теперь, то уже никогда не вырвется. И если в Шеллоуфорде и было что-то хуже участи «степфордской жены», это — участь старой девы.

А вот Нью-Йорк откроет перед ней целый новый мир. Имоджен и Адель не один год много работали с галереей «Остермейер и Сейбол», подыскивая для них картины и отправляя их за океан. Несколько раз они ездили к ним и наладили отличные рабочие отношения. «Приятно, что они так высоко оценили мои навыки», — подумала Имоджен. Хотя, как проницательно заметил Дэнни, у нее было много и других контактов, которые ей помогли бы, но очарование Нью-Йорка наверняка представлялось пределом приключения для тридцатилетней женщины. Имоджен хотелось столкнуться с новым. И в самой глубине души она полагала, что, вероятно, лучше всего, если она уедет от Дэнни Маквея, пока еще может.

Уверенная в правильности принятого решения, Имоджен допила вино и встала. Она еще не уложила вещи. Если она собиралась ехать «Восточным экспрессом», даже пусть и одна, выглядеть Имоджен хотела на миллион долларов.

На следующее утро, рано-рано, такси Имоджен, переваливаясь по ямам, подползло к коттеджу Дэнни. В руке Имоджен держала конверт. Отослав письмо «Остермейер и Сейбол», она не ложилась спать до двух часов ночи, составляя письмо для Дэнни.

Дорогой Дэнни!

Я пишу это, поскольку текст кажется немного безличным, а я знаю, что при личной встрече с тобой моя решимость исчезнет.

Вчера мне исполнилось тридцать лет, и я приняла несколько решений. Мне показалось, что самое время.

Самое важное из них — я приняла приглашение работать в одной нью-йоркской галерее. Уеду я, как только вернусь из Венеции. Мне уже давно следовало покинуть Шеллоуфорд, и теперь, когда я это делаю, мне страшно. Страшно, но интересно.

Я знаю, наши отношения только начинаются, и я не уверена, что они переживут испытание расстоянием, поэтому мне представляется, что, вероятно, лучше нам расстаться совсем. Последние несколько недель были самым чудесным развлечением, и я благодарю тебя за это. Надеюсь, ты понимаешь.

Вспоминай обо мне, живущей в Большом Яблоке [9], о девушке из маленького городка в большом городе.

С огромной любовью,

Имо.

Самое чудесное развлечение. Она посмеялась над собственной сдержанностью. С Дэнни она чувствовала себя так, как ни с одним мужчиной прежде, но понимала, что все дело в новизне — необычайность положения девушки гангстера, сексуальный трепет без подлинной глубины чувств. Сколько раз они с подружками мечтали о нем, сидя в комнате отдыха? Хотя в шестнадцать лет они в своем воображении не заходили так далеко, как это получилось с Дэнни у нее…

Она перечитала письмо. Оно получилось таким натянутым, неестественным и напряженным. Как бы немного смягчить его? Сделать не таким формальным? Имоджен вздохнула. Она может до конца жизни писать его и переписывать. Главное, нужно было сказать Дэнни, что все кончено, поскольку обманывать его нечестно. Хотя ему, возможно, и наплевать.