Храни меня, любовь - Светлана Полякова Страница 17

Шерри извела тонну косметики, пытаясь «закрасить» синяк. Но он не желал сдаваться. Даже под напором тонального крема…

— Тонального, — усмехнулась Шерри.

Вон он, виден все равно… И ничего не «тонирует». Так, замазывает слегка. И глаз болел, зараза. Как будто у Шерри был ячмень.

Но делать было нечего.

С утра она уже пообещала Тоне, что пойдет на работу. Тем более, что у Пашки поднялась температура, и теперь уж совсем неприлично отказываться от своих слов… Получится, что она, Шерри, человек ненадежный…

С любым другим человеком Шерри бы и не задумывалась, поставила свои интересы выше, а с Тоней — нельзя.

Она особенная.

И ругаться с Тоней нельзя — нет у Шерри подруги лучше…

По радио тихо напевал Стинг.

Пахло кофе.

— Ну и фиг с тобой, — хмуро сказала Шерри своему зеркальному отражению. Лицо «зеркального отражения», после неумеренного употребления косметики, напоминало маску театра кабуки.

Она причесалась и вышла на кухню, уже готовая, благоухающая новыми духами — отказавшись от выбора, Шерри подушилась из всех пяти флакончиков. Получилась, конечно, странная смесь, но Шерри понравилось.

— Доброе утро, — сказала она Тоне. — Могла бы еще поспать — я же иду…

— А Пашка?

Шерри ничего не ответила, налила себе кофе и села напротив.

— Слушай, фингал здорово виден?

Тоня прищурилась и неуверенно покачала головой:

— Нет. Почти и не видно…

— Видно, — вздохнула Шерри, — иначе ты бы сразу сказала. И уверенно…

— Нет, правда, не видно, — принялась убеждать Тоня. И добавила: — Я бы сказала, если б видно было… — И тут же покраснела.

Шерри почему-то от этой Тониной способности легко и быстро краснеть всегда чувствовала нежность к подруге. Но всегда справлялась с желанием поцеловать ее — а теперь не выдержала. Подошла к ней и чмокнула в щеку.

— Что это с тобой? — удивленно спросила Тоня.

— Так, захотелось…

Теперь и Шерри невольно зарделась — так странно выглядел ее поступок, и ей самой стало немного смешно.

Она ведь грубоватая. Все удивляются, что Тоня с ней дружит. Тоня — она как нежный цветок. И Шерри рядом с ней… Она не стала думать об этом, слишком больно было, слишком она сама себе показалась грубой и громоздкой.

Быстро прошла в коридор, чтобы скрыться от Тониного взгляда, схватила сумочку, крикнула с порога «пока!» и захлопнула за собой дверь.

И только в подъезде обнаружила, что из глаз текут слезы.

— Вот еще! — фыркнула она, аккуратно вытирая их. — Не хватало, чтоб у меня косметика вся потекла… Столько стараний пойдет прахом!

Она достала зеркальце, долго и придирчиво рассматривала себя.

Тушь не потекла, слава богу… Но фингал бросался в глаза, бесцеремонно и навязчиво напоминая Шерри о ее незадавшейся жизни и действуя на нее удручающе.

— Ну точно, — пробормотала Шерри, — женщина без косметики раздетая… А я и с косметикой какая-то раздетая… И никакие ухищрения мне не помогут выглядеть нормально.

Настроение у нее совсем испортилось, и к автобусной остановке она подошла хмурая, погруженная в собственные несчастья, в темных очках, как в забрале, потому что никакого солнца в помине не было, а собирался пойти дождь…

Какая-то бомжиха с радостным и бессмысленным лицом, пьяная уже с утра, распевала во всю глотку песню Шевчука «Что такое осень», и Шерри невольно посмотрела на нее — детский плащик, детские движения, детский бессмысленный взгляд… Она уже собиралась пожалеть эту неуклюжую пьяненькую певицу без слуха и голоса, но бомжиха остановилась, уставилась на Шерри и радостно завопила:

— Вот дура! Солнышка нету — а она в очках!

И засмеялась пронзительным, неприятным смехом.

Настроение у Шерри теперь испортилось окончательно, она отвернулась поспешно, как будто для нее было в самом деле важно мнение этой забулдыжки.

Так и стояла, пряча лицо, стараясь не обращать внимания на идиотский смех, пока не подошел автобус…

«Томительное ожиданье закончится, и что увидишь ты?»

«Я увижу пустую реальность», — усмехнулся он. Захлопнув книгу, отбросил ее подальше. Вытянулся в кресле, закрыл глаза, пытаясь сфокусировать внимание на образе.

Белль дама…

Рядом валялись журналы — целой кучей, и там было очень много «белль дам», одна другой краше и — одна другой наполненнее пустотой…

Эта наполненность пустотой раздражала Диму тем больше, чем безнадежнее становилось окружающее его пространство. Оно теперь было заполнено гламурными красотками, их глаза были пусты, как и содержание журналов… Из чего сделаны эти девочки? Из глупеньких мыслей и представлений мужчин о любви и сексе…

Они так стараются быть глупыми и сексуальными, они так напряженно морщат узкие лобики, чтобы придумать новую позу, привлекающую внимание…

Они — позволяющие сделать из себя новую породу, Белль самочка, вместо Белль дама…

А он, Дмитрий Воронов, хочет увидеть в них тайну. Загадку. И в то же время — логическую завершенность образа, ту самую, нежную и ясную, простоту…

Он душу хочет увидеть!

Какая глупость, право…

Он невольно усмехнулся.

И вспомнил ту девушку, из автобуса…

«Если бы я был вправе, я нарисовал бы ее… Одетую в шубку, без головного убора, выбежавшую на улицу, задохнувшуюся от мороза…»

Вслед за…

Он невольно рассмеялся и покраснел невольно — вслед за ним. Ну, не за кучерявеньким же бонвиваном с пухлыми щеками?

Впрочем, они ведь больше никогда не встретятся. А мечтать можно о чем угодно. Мечты имеют право быть смелыми и решительными, в отличие от самого мечтателя…

И он волен придумывать ее, наделяя качествами души, которых может и не быть, но… Как Пигмалион создавать Галатею в воображении. Только в воображении.

Он вытянулся в кресле, закинув руки за голову, прикрыл глаза. Она явилась тут же — плоды воображения, даже наделяемые человеческими, реальными чертами, отличаются готовностью к ответной вежливости. Они появляются тут же, стоит только тихонько позвать. Они становятся в ту позу, которую ты им предназначаешь, и улыбаются тебе именно той улыбкой, которую ты хочешь увидеть.