Дикая слива - Лора Бекитт Страница 17

Он посмотрел на девушку. У нее было лицо маньчжурской красавицы: безупречно овальное, светлое и чистое, как первая луна. Губы нежно-розовые, будто, цветки дерева хурмы, брови словно нарисованы тончайшей кистью. Взгляд девушки вовсе не был застенчивым и скромным. Ее напоминавшие капли светящейся смолы глаза смотрели смело и дерзко. Они не умоляли и не манили, они властно звали к себе, приказывая жить.

Киану стало больно от того, что на свете есть девушки, похожие на диковинные цветы или яркие звезды, а ему так и не довелось познать любовь ни одной из них.

Почему незнакомка назвала его своим мужем? Обозналась? Или ни, с того ни с сего решила спасти незнакомого человека? Кто она, сумасшедшая или богиня, явившаяся на землю в облике простой смертной?

Он был готов ей подыграть, хотя ему не верилось, что это изменит ее судьбу. Кроме того, его по-прежнему жег стыд.

Хотя никто не признал в нем княжеского сына, Киан не желал вступать в сделку с совестью, ее не обменивают и не продают — так всегда говорил его отец:

— Да, — сказал он, — это моя жена. Я рад, что повидался с ней. Но я не трус, и я готов умереть.

Девушка прижала руки к груди и в отчаянии замотала головой. Один из китайцев хитро прищурился.

— Мы отпустим твоего мужа, если принесешь пятьсот лянов и не позднее, чем через четверть часа!

Незнакомка была бедно одета: простое синее платье, соломенные сандалии, подвязанные тесемками черные шаровары. Едва ли у нее могли найтись такие деньги! Однако она сказала:

— Хорошо. Только, не убивайте его.

— Не убьем. А если убьем, то последним. Он хотел умереть прежде всех, а мы поступим с ним по-другому. Пусть полюбуется на кровь своих товарищей!

Мэй никогда не думала, что способна так быстро бегать, она вообще никогда не видела бегущих женщин. Дома сливались в серую ленту, в ушах свистел ветер. Все ее чувства необычайно обострились, сердце бешено стучало, в висках пульсировала кровь.

Хвала матери, не бинтовавшей ей ступни: на крохотных уродливых ножках она никогда не смогла бы покрыть такое расстояние за четверть часа!

Она пронеслась через двор мимо чахлой сливы, единственной печальной памяти об Ин-эр, и влетела в кухню. Мэй полезла бы в тайник, даже если бы рядом была тетка, но, к счастью, единственной свидетельницей ее безумства стала Лин-Лин.

— Что ты делаешь?! — зашипела она, пытаясь помешать Мэй вынуть из стены камень.

— Мне нужны деньги.

— Зачем?

— Потом расскажу. Это вопрос жизни и смерти.

Когда Мэй вытащила мешок и принялась засовывать его за пазуху, глаза Лин-Лин округлились.

— Ты забираешь все?!

— Да.

Кухарка всплеснула руками.

— Мне кажется, ты сошла с ума!

— Может быть.

Лин-Лин не могла понять, что скрывается за чернотой зрачков Мэй, почему воздух вокруг нее словно пульсирует от ощущения чего-то нового, дикого, свежего. Так случается в переломные моменты жизни, но далеко не всегда этот перелом ведет к лучшему.

— Думаю, ты совершаешь ошибку!

— Не знаю. Я расскажу обо всем после, а сейчас мне надо спешить.

Мэй убежала, оставив Лин-Лин в страшной тревоге. Зачем и куда она пошла?! Ей, такой неопытной и юной, сложно представить, какие коварные сети может раскинуть судьба!

Солнце играло на поверхности канала под изящным мостом. Загнутые скаты черепичных крыш были обведены золотистой каймой. Парящие в небе птицы казались вырезанными из белой бумаги.

Мэй не думала о том, что ее могут обмануть, отобрав деньги и не освободив пленника, как не задавалась вопросом, что будет делать дальше.

На площади валялось несколько трупов, земля была залита кровью. Вдоволь насладившись зрелищем, издевательства и убийства, толпа принялась расходиться. Кровожадные инстинкты были удовлетворены, теперь следовало заняться повседневными делами.

Когда Мэй увидела, что молодой маньчжур цел и невредим, ее горло сдавило от радости. Он сидел на земле, его руки все еще были связаны, голова опущена: он выглядел потерянным, оцепеневшим. Казалось, сознание того, что он жив, тогда как другие мертвы, неодолимой тяжестью легло ему на плечи, придавило к земле.

Грудь Мэй вздымалась от быстрого бега, она никак не могла перевести дыхание.

— Пришла? — сказали ей. — А мы как хотели его прикончить. Ладно, давай деньги, и пусть убирается.

Пленника пинками подняли с земли и с силой толкнули в спину. Он с трудом удержался, чтобы не упасть на колени. Мэй не смела прикоснуться к нему, только смотрела с глубоким состраданием и почти детской радостью.

— Идем скорее, — сказала она, боясь, что получившие выкуп люди передумают.

Он поплелся следом. И хотя его взгляд был устремлен в никуда, и он не произнес ни единого слова, Мэй по-прежнему одолевало чувство невероятного, неправдоподобного везения. Внезапно все печали настоящего и прошлого оставили ее душу, на сердце стало на удивление легко и светло. Когда они покинули площадь и свернули в проулок, маньчжур протянул ей руки. Мэй принялась неловко теребить узел. Наконец ей удалось развязать веревку, и он облегченно потер занемевшие кисти.

Сейчас он показался Мэй моложе, чем прежде. Растерянный, смущенный. Казалось, он не знает, что ей сказать.

Внезапно он пошатнулся, и его лицо побелело. Мэй вновь обратила внимание на запекшуюся кровь на его голове, а еще подумала о том, что в тюрьме наверняка не кормят.

— Вы ранены. И, наверное, голодны. Здесь много чайных, там можно умыться и поесть. У меня кое-что осталось. Хватит на рис и чай, — застенчиво произнесла она.

— Вы и так отдали слишком много денег, — выдавил он и добавил: — Я верну их вам. Даже больше, чем у вас было.

— Мне они не нужны.

Самане зная почему, Мэй с легкостью отказалась от денег, которые тайком копила много лет. Какое количество коконов ей пришлось опустить в кипяток, сколько нитей размотать! Наверное, ими можно было бы выстелить все дороги Поднебесной!

Она лишала будущего и себя, и Тао, но сейчас ей было все равно.

Между тем юноша наконец пришел в себя и задал вопрос, который надо было задать в самом начале:

— Как вас зовут?

— Мэй.

«Мэй», «мэйхуа» — «цветущая слива». Он подумал о весеннем пробуждении природных сил, о непредсказуемости, изменчивости, текучести силы Инь.

— А вас? — спросила она.

Он напрягся. Не Киан же Янчу, сын маньчжурского князя!

— Кун, — полузабытое имя слетело с его уст на удивление легко, будто он не расставался с ним на долгие годы.

Она обрадовалась.

— Так вы не маньчжур, а китаец?