Шотландская сказка - Энн Вулф Страница 17

Тревожная мгла уже окутала эдинбургские предместья. Силуэты деревьев теряли привычные очертания и приобретали какие-то фантастические формы. Дуб, росший неподалеку от поместья, сейчас казался Свонн каким-то чудищем: страшным одноглазым великаном, циклопом, выбравшимся из сказки и попавшим во владения Уллина Макферна… Девушка попыталась стряхнуть с себя видение, но старый, с детства знакомый дуб по-прежнему смотрел на нее единственным глазом и, вытянув жилистые руки-ветви, словно грозил ей пальцем.

Свонн открыла дверцу автомобиля, сунула таксисту несколько хрустящих бумажек, явно превысивших его скромные ожидания, и, хлопнув дверцей, направилась в сторону высоких стрельчатых ворот. Все время, пока она ехала в машине, ее не оставляла смутная тревога, ощущение беды, угрозы, нависшей над ней. Свонн не понимала, откуда исходит эта угроза, но чутье подсказывало ей, что грозе, которой она боялась и ждала, суждено разразиться совсем скоро. И предчувствия ее не обманули…

Свонн миновала узкую тропинку, ведущую к черному ходу, и прошмыгнула в заднюю дверь, предназначенную для слуг. В коридоре было темно, хоть глаз выколи, и рука Свонн пустилась блуждать по стене в поисках выключателя. Внезапно ее пальцы нащупали что-то мягкое и теплое. Свонн вздрогнула, отдернула руку и попыталась узреть сквозь темноту, что же все-таки это было. Глаза, уже привыкшие к потемкам, разглядели очертания чьей-то массивной фигуры. Вскрикнуть от неожиданности Свонн не успела: обладатель внушительной фигуры зажег свет раньше, чем девушка смогла озвучить свои эмоции. Нельзя сказать, чтобы Свонн была ошарашена, увидев Уллина в том месте, где он никак не должен был находиться, — предчувствие намекало ей, что произойдет что-то подобное. Но все же то, что Уллин сейчас не спал в своей комнате, мирно похрапывая после оглушительной порции виски и громких речей, было странно…

Раньше, еще до встречи с Патриком, Свонн в этот день до позднего вечера могла спокойно болтаться по городу с подружками, не боясь того, что отец ее хватится, — он напивался на празднике до такого состояния, что на следующее утро ровным счетом ничего не помнил. Однако сегодня программа праздника почему-то была изменена: Уллин был удивительно трезв и до сих пор не спал. Свонн оставалось только догадываться о том, что явилось причиной перемены отцовских планов, и от догадок, всплывающих в голове, у Свонн холодели руки… Решив сделать вид, что ничего не произошло (правда, надежда на то, что этот номер пройдет, исчезла уже тогда, когда Свонн увидела глаза Уллина — холодные и злые), девушка попыталась завязать непринужденный разговор:

— Привет, пап! Я думала, ты уже спишь… — начала было Свонн, но Уллин посмотрел на нее с такой нескрываемой злостью, что она испуганно смолкла.

Отец, хотя он никогда не поднимал на нее руку, пугал ее сейчас: здоровые кулаки были плотно сжаты, лицо демонстрировало какую-то упрямую решимость. А глаза… На что были похожи эти глаза! В них бушевали гигантские волны, стонали деревья от горного ветра, ломались дома, улетали в небо крыши, стальная молния рассекала вселенную… В этих глазах было что-то стихийное — словно древний титан вышел из глубины веков и смотрел на нее этими невероятными глазами. Сердце Свонн сжалось — почуяло беду. Холодные пальцы тщетно кутались в край плаща — они не могли согреться. Страх окутал Свонн невидимой пеленой, его тонкие, щекочущие щупальца сразу же проникли в душу и заставили Свонн содрогнуться.

— Почему я не сплю?! — загрохотал Уллин. — Это я у тебя хотел бы спросить, дорогая доченька! Почему я не сплю?! Да потому что ты болтаешься черт знает где в такой час! Болтаешься в одиночестве, как уличная девка, как…

— Папа! — попыталась остановить его Свонн. — Прошу тебя! — В голове у нее крутилась только одна мысль: знает или не знает… Как жаль, что она не может спросить его об этом сразу, чтобы не мучиться больше и не выслушивать оскорбления, которые она совершенно не заслужила.

— Как ты ведешь себя? Что ты себе позволяешь? — Голос Уллина становился все громче, и все теснее сдавливали душу Свонн щупальца страха. — Для чего я воспитывал тебя, давал тебе образование?! Разве для того, чтобы ты увлеклась всеми этими новомодными веяниями? Этой грязью и развратом? Чему тебя учили в твоем университете? Тому, чтобы ты обманывала отца и отступалась от обычаев своих предков?

Знает, похолодела Свонн. Знает… Неужели он видел их с Патриком? Что же теперь будет? С ней, с ним, с их чувствами? Отец вне себя от ярости, сейчас он способен на все, что угодно… Лишь бы только оказалось, что он не видел Патрика, лишь бы не видел! Сердце Свонн учащенно колотилось, от этого непрекращающегося тиканья внутри себя она перестала разбирать слова-выкрики отца. А старый Уллин, по всей видимости, решил выплеснуть на нее весь свой праведный гнев.

— У тебя ведь есть жених, черт тебя подери! Жених, с которым я обручил тебя еще в младенчестве! Чем Коннен не угодил тебе?! Знаменитый, доблестный род… Сын такого человека, как сэр Майкл Лин! Молодой, красивый, умный парень…

Свонн, замкнувшаяся было в своем молчании, не выдержала и разразилась гневной тирадой:

— Но я не просила тебя выбирать мне жениха! Я никогда не хотела жить в этом Средневековье, которое ты с рождения навязал мне! Пойми, мне ничего этого не нужно: ни твоих денег, ни поместья, ни наследства! И уж тем более, мне не нужен жених, о котором я ровным счетом ничего не знаю, кроме того, что он «доблестного рода» и «сын такого отца»! Послушай, что ты несешь, отец! Мы живем в двадцать первом веке, а ты продолжаешь мыслить категориями каких-то темных времен!

Свонн будто прорвало, и теперь она не хотела останавливаться. Все, что накопилось в ее душе за долгие годы, требовало выхода, и Свонн с наслаждением бросала обвинения и упреки в лицо Уллину. Еще бы — она так долго терпела, так долго подчинялась тому, что было ей чуждо…

Уллин выслушивал ее упреки, пытаясь понять, что он упустил, чего недоглядел в воспитании дочери. Ее речи, полные злости и недоверия, резали его ножом по сердцу. Как она может не только идти против его воли, но и говорить такие вещи о своем отце? О человеке, который воспитал ее, отдал ей все самое лучшее: любовь, нежность, отцовское тепло?

— Послушай меня! Впервые в жизни послушай! — продолжала Свонн. — Ведь сейчас с тобой говорит твоя дочь, настоящая, реальная дочь, а не та средневековая девушка, которую ты придумал, создал в своем воображении…

— Что ты несешь? — Уллин стукнул кулаком по стене, и от этого удара под потолком запрыгала лампа. — Что значит — средневековая?

— Слепо соблюдающая обычаи и законы, которые ты навязываешь…

— Не я! Дурья твоя голова! Так жили наши предки, и не нам их судить!

— Я не собираюсь их судить, но и не намерена больше жить по твоим правилам, по старым законам! Я не выйду замуж за Коннена! Этот человек мне безразличен. Я не знаю его, не люблю его, и мне наплевать на то, что ты сосватал меня, лежащую в колыбели!