Рождественская история - Лора Брантуэйт Страница 17

Он смотрел на нее вопросительно: понравилось или нет? Она равнодушно кивнула. Он опустил глаза.

Добравшись наконец до своей комнаты, Патриция расплакалась. От напряжения, усталости и досады. Ведь все могло бы быть так хорошо… если бы было по-настоящему!

В дверь постучали: негромко, но решительно.

Патриция сделала вид, что не слышит. Сняла туфли, прошла в ванную и включила воду. Она принимает ванну. Занята. Не нужны сейчас никакие посетители, разговоры, глупости…

— Патриция, можно войти? — Это был Эрик.

Она закрылась в ванной, сняла платье и встала под душ. По лицу ее текли струйки воды, подкрашенной косметикой: тушь, тени, пудра. На пол душевой кабинки, позвякивая, падали маленькие шпильки со стразами — остатки прически. Патриция просто стояла под струями горячей воды и ждала, когда с нее смоет все плохое, что было за день. Становилось легче, но только чуть-чуть. Поняв, что полное облегчение ей подарит только месть или — на время — таблетка снотворного, Патриция выключила воду, завернулась в полотенце и вышла.

Эрик ее ждал. Сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и барабанил пальцами по колену — нервничал.

— Разве я приглашала тебя войти? — холодно поинтересовалась она.

— Какая муха тебя укусила? — Он проигнорировал ее вопрос.

— О чем это ты?

— В тебе все изменилось сегодня. Что произошло?

Патриции стоило большого труда не высказать ему все.

— Ничего нового. Ты просто меня такой еще не знал. — Она постаралась придать своим словам оттенок легкой угрозы.

— Я могу чем-то тебе помочь?

Этот вопрос ее почти обезоружил. Почти — но не совсем. Помочь… Пожалуй. Совершить публичное самоубийство, признав вину.

Она пожала плечами. Эрик молчал, но не уходил. Патриция отвернулась. Повисшее в воздухе напряжение казалось осязаемым. Между ней и Эриком проскакивали электрические разряды, и она поняла вдруг, что это лишь отчасти — злость.

Желание.

Она не думала сейчас, что на лице больше нет косметики, а мокрые волосы не уложены в прическу. Патрицию беспокоило другое. Ее тело скрыто под единственным куском махровой ткани. Если его сорвать — ничего не останется. Только обнаженная кожа, которая горит в присутствии этого мужчины.

Как же, должно быть, он ласкает женщину…

Она вспомнила пластику его рук и безволосую смуглую грудь — то, что сегодня утром (как давно это было!) опалило ее огнем.

— Ты уйдешь? Или мне закричать? — уточнила Патриция.

Он встал и приблизился к ней.

— Пат…

Патриция с силой сжала челюсти. На скулах заходили желваки — странно для женщины. Ее побелевшие ноздри трепетали. От него пахло горьковатым одеколоном, но тонкое обоняние самки-хищницы улавливало нотки пота, разгоряченной кожи… Патриции впервые в жизни стало страшно от присутствия мужчины, потому что он — сильнее. Она не смотрела ему в глаза, видела только, как пульсирует жилка на шее.

Она встретилась с ним взглядом. Какая буря отражается в его светлых, с оттенком морской воды, глазах!

— Кричи, если хочешь, — прошептал он.

Патриция поняла, что если сейчас даст слабину, то окажется в его объятиях, он сплавит свое тело с ее, опрокинет на спину и овладеет ею прямо здесь, на ковре. И ей это понравится, она будет счастлива, она будет вонзать в его спину свои кроваво-красные ногти и прижиматься зубами к его плечу, чтобы не кричать от страсти и наслаждения.

Он спит с другой женщиной. С очаровашкой Кэтрин. Спит и прикрывается ухаживаниями за Патрицией. Лжет. Не любит. Может быть, хочет, но тем хуже для него. Идиот. Она ему не поддастся! Не отдастся. Ни за что.

Она зарычала. Он не двинулся с места.

— Вон из моей комнаты, — прошипела Патриция. Ее сотрясала дрожь, но она этого не замечала.

За мгновение до того, как отвернуться, она заметила, как расширились его глаза, будто от пощечины. Он стремительно вышел из комнаты — всего три или четыре широких шага. Хлопнула дверь.

Патриции показалось, что дверь эта ударила ее по затылку. Из глаз потекли слезы неутоленного желания и горечи. Она протяжно всхлипнула и совсем без сил опустилась на кровать.

Рождественское утро было сереньким, блеклым, как вода, в которую опустили измазанную в черной акварели кисточку. Еще не мутная, но и уже не чистая. Патриция честно пролежала в постели всю ночь, натянув одеяло до подбородка. Заснула она, когда небо стало светлеть, а светает зимой поздно.

Ночью она думала о том, что проще всего было бы улететь сегодня — и не взять обратный билет, остаться в Вашингтоне, где все спокойно, где выстроена крепость ее жизни с надежными стенами и большим количеством артиллерийских орудий. Забыть о существовании Эрика Уайза и не поехать на свадьбу Алекса. Предлог можно выдумать какой угодно, с воображением у нее никогда не было проблем.

Мама и папа расстроятся, но, если она вернется и выведет Кэтрин и Эрика на чистую воду, они расстроятся гораздо больше.

Алекс, который останется в блаженном неведении, сильно проиграет, женившись на лживой стерве, но будет все так же слепо счастлив. Пожалуй, потом ему поздно будет что-то говорить. Да она и не решится на это.

Патриция не знала, что станет делать. Ее терзали противоположные желания. Ночной эпизод сильно выбил ее из колеи. Она никогда не думала, что влечение к мужчине может пересилить презрение и ненависть. Однако это едва не произошло.

Ладно. Решение может и подождать несколько часов. Пока что важно добраться до Вашингтона и уладить дело с полтергейстом.

Завтрак прошел немного сумбурно: все были сильно не выспавшиеся. Роберт порывался почитать газету, но свежего номера не было, а читать вчерашний — неинтересно. Эрик не проронил ни слова. Патриция отметила, что он сегодня в темно-синем свитере, хотя обычно носит светлое. Собственно, она заметила это только потому, что они по-прежнему сидели за столом рядом и рукав его попадал в ее поле зрения, когда она смотрела в тарелку. Его лица, его глаз Патриция не видела.

Еще не зная наверняка, вернется она до Нового года или нет, Патриция все-таки оставила все свои чемоданы: одежды и дома достаточно, а лететь лучше налегке. Она попрощалась со всеми сразу после завтрака. Эрик пожелал ей счастливого пути, стоя за спинами остальных и глядя куда-то выше уха Патриции.

Она взяла такси и добралась до аэропорта достаточно быстро: пробок не было. Город будто бы еще спал.

Купить билет до Вашингтона не было проблемой. Патриция летела, кажется, очень долго, смотрела на маленьком экране какую-то дурацкую комедию и не замечала, что наушники отключены.

Вашингтон особенно не изменился за последние дни. Разве что… В воздухе витало ощущение пустоты. Праздник будто выдохся. Разумеется, еще только двадцать пятое декабря, и еще служат рождественские мессы в церквях, полным ходом идут благотворительные мероприятия и семейные обеды. Но самое главное — позади. Все получили свои подарки. Может быть, кто-то из детей сегодня узнал, что Санта-Клаус — это выдумка взрослых.