Сделай меня счастливым - Ким Лоренс Страница 17

Либби повесила плиссированную юбку на вешалку. Прежде она никогда ее не носила, потому что, однажды поинтересовавшись маминым мнением, услышала в ответ, что юбка старомодная. Рядом висел пиджак с большими серебряными пуговицами.

Одежда была не ужасной, но по шкале сексуальности она получила бы минус десять, чего Либби и пыталась добиться.

Это не то, что мог надеть кто-то, кто надеялся переспать с боссом, особенно если этот босс выглядел как Рафаэль Александро, которого ждали десятки роскошных женщин в коротких юбках, по одному щелчку пальцев готовые подпрыгнуть на нужную высоту или в его кровать.

Он мог получить любую женщину, которую хотел, а он хотел ее. Каждый раз, когда эта мысль возвращалась в голову Либби, она ощущала прилив тепла внизу живота. Но одежда говорила громче любых слов, и Либби надеялась, что выбор одежды избавит ее от необходимости произнесения той речи, которую она так долго репетировала, — той самой, которая упоминала про закон, охраняющий сотрудниц от грязных домогательств распущенных боссов.

Благодаря этому плану она чувствовала себя в безопасности до тех пор, пока ее мозг не подкинул другой вопрос: «А что защитит тебя от твоих собственных гормонов, Либби?»

И паника, и сомнения, смешанные с давящим чувством вины, снова возвращались к ней.

Все выходные были настоящим кошмаром. Ее мать старалась сохранить мужество, но никакая улыбка и никакой макияж не могли скрыть следы ее слез.

Отец проводил большую часть времени, закрывшись, в своем кабинете. Он не умывался и не переодевался, а когда, наконец, вышел, он ничего не сказал.

Возможно, Эд смог бы до него достучаться, и Либби бы не удержалась от желания переложить свои проблемы на более хладнокровного брата, но Эд провел все выходные в больнице, поэтому Либби была вынуждена разбираться во всем самостоятельно.

Кто-то шел за бутылкой, когда возникали серьезные проблемы, Либби же отправилась в кухню. Она считала, что рассыпанная мука и запах печенья успокаивают нервы, но на этот раз не сработало. Даже приготовив столько печенья и кексов, что хватило бы на целую армию, она все еще не решила, что ей следует делать.

Было ли его предложение искренним?

Хотела ли она этого?

Могла ли она выполнять эту работу, видеть этого мужчину каждый день, быть с ним вежливой и не вспоминать о том бесстыдном предложении, которое он ей сделал?

Нет, она не размышляла над ним, но, все же оставаясь женщиной, ей становилось интересно, каково это, когда такой мужчина прикасается к тебе…

Она никоим образом не собиралась этого выяснять, и если окажется, что он был серьезен, то она четко даст ему понять, что если он посмеет хоть пальцем к ней прикоснуться, то она отсудит у него последние штаны!

Неудачная метафора, учитывая ее склонность мысленно раздевать его.

Либби каждый раз старалась убедить себя, что напрасно беспокоится, что она придет в офис Рафаэля Александро и никто не будет знать, кто она такая, но если у нее был хоть малейший шанс спасти семью от разорения, она должна, по крайней мере, попытаться.

Не желая обнадеживать семью раньше времени, она сказала им, что газета посылает ее делать репортаж о конференции в Сити.

Либби вдруг поняла, что для человека, который хотел писать романы, у нее было слишком мало воображения. К счастью, ее брат и родители были слишком поглощены проблемами, чтобы задуматься над тем, почему она, кто всегда писал о праздниках и открытиях супермаркета, вдруг едет на конференцию. Или почему вдруг местная газета решила выделить немного места между брачными объявлениями и подробностями фермерских рынков, чтобы написать о международной торговле.

Утром, когда она приехала к зданию Александро, ее руки тряслись от волнения и возбуждения. И они затряслись от злости, когда снимала юбку-карандаш, которую надела сегодня утром.

Она посмотрела в большое зеркало и поправила шпильки, которыми были заколоты волосы на затылке. Ее широкая улыбка исчезла, когда она позволила себе стряхнуть маску и фыркнуть. Почему она вообще решила, что его предложение может быть серьезным?

— Я могу это сделать, — проговорила Либби сквозь сжатые зубы. — И вообще, могло быть и хуже.

Она мысленно заменила темные брюки, соответствующий пиджак и белую шелковую блузу, которые были на ней надеты, на фартук прислуги и короткую юбку.

Она улыбнулась. Возможно, чувство юмора — это единственное, что поможет ей пережить сегодняшний день и не сойти с ума.

Хотя Мелани из отдела кадров не проявила никакого чувства юмора, когда сегодня утром Либби воскликнула:

— Вы, должно быть, шутите!

Женщина, которая явно привыкла воспринимать все слова в прямом смысле, устало посмотрела на Либби и еще раз проверила информацию на компьютере.

— Я так поняла, что это ваш размер.

Либби посмотрела на бирку на блузе, а потом — на брюках. У нее был десятый размер сверху и восьмой снизу, как и у той униформы, которую она держала в руках.

— Это мой размер. Проблема не в размере.

Проблема была в том, что глаза цвета янтаря так точно определили ее параметры.

— Но я не в группе ресторанного обслуживания. Это мой первый день в качестве стажера…