Обладание - Мэдлин Хантер Страница 17

Так что его ближайшее будущее зависит от короля, закона и традиций королевства. Если положение обернется не в его пользу, придется предстать перед выбором, который весьма невелик, но все же шире, чем кажется Рэймонду или Мойре. Во всяком случае, ему придется принимать решение в Лондоне, где гораздо легче понять, каковы его шансы и чем он рискует. Что ж, он готов сделать свой выбор, а спокойствие, которое дает ему Мойра, добавит ясность его мыслям. К тому же, Саймону в Лондоне будет гораздо труднее организовать подходящий «несчастный случай».

Размышления о том, что ему предстоит, нарушили его душевное равновесие, и он пошел обратно к костру. По пути Аддис остановился у повозки и посмотрел на спящую женщину. Она лежала на боку, подложив неплотно сжатый кулак под щеку, словно ребенок, темные волосы веером рассыпались вокруг головы.

Он рассчитывал, что его путешествие будет быстрым, но теперь необходимость в этом отпала. Аддис решил, что может пробыть в Лондоне ровно столько, сколько понадобится, потому что обстоятельства, манившие его назад, в Дарвентон, изменились. Судьба повернула ход событий в его пользу.

Наверное, Аддис обязан отпустить свою спутницу по прибытии в город, освободить для той жизни, на которую она претендует, по ее же словам, по законному праву, но он был не в силах сделать это. Опять же — если она найдет своего вольного мастера, ему придется дать позволение на женитьбу, а этого Аддис сделать не сможет. Побывав в положении раба, он, казалось, должен был бы с сочувствием и пониманием относиться к ее стремлению к свободе; собственно, так оно и было, даже при том, что на самом деле она не была рабыней, — а он хорошо, даже слишком хорошо понимал разницу. Во-первых, будь Мойра рабыней, уже в первую же ночь она оказалась бы в его постели, и сейчас он не смотрел бы на нее через борт повозки, пытаясь обуздать собственную страсть.

Да, он испытывал к ней сочувствие, однако оно значило довольно мало по сравнению со страстью, или умиротворенностью, или же необъяснимым чувством собственности, которое заставило его, не раздумывая, лишить жизни троих мужчин, покушавшихся на ее честь.

Аддис разбудил женщину на рассвете, и очень скоро они уже снова были на дороге, продолжая путь. Мойра набрала в роще сухой травы и соорудила себе подобие подушки, чтобы было мягче сидеть. Восседая рядом с ним, она походила на древнюю богиню урожая, усевшуюся на копну свежескошенного сена; поневоле Аддис вспомнил ритуалы, увиденные им в Балтийских землях. Самые старые ритуалы и церемонии, которые проводили соплеменники Эвфемии, были приурочены к посеву и сбору урожая — ритуалы, уходящие корнями во времена, когда верховным божеством был не мужчина, а женщина, когда физическая жизненная сила и плодородие земли имели гораздо большее значение, чем бесконечная абстрактность небес.

Они ехали мимо деревьев, и Аддис вспоминал годы, проведенные среди балтийцев. Впечатления, оставшиеся после этого периода жизни, казались более яркими и близкими, чем воспоминания о собственной семье и стране. Эти странные люди были убеждены, что каждый куст или растение, каждый ручей или пруд, даже каждый камень являются обителью для живущих в них духов. Лишь по прошествии нескольких лет к нему пришло понимание этого. Лежа среди деревьев с Эвфемией, он иногда ощущал дрожание духов в окружавшей их растительности, обращавшихся к нему на своем примитивном языке.

Ничего подобного в деревьях, которые выстроились вдоль дороги сейчас, он не замечал. Даже если когда-то на английской земле и обитали духи, они давным-давно ее покинули — или же их заставили замолчать. Здесь камни существовали для того, чтобы строить из них или высекать скульптуры; вода в ручьях — для умывания и питья; деревья — чтобы делать из них дрова. Люди Эвфемии исполняли свои ритуалы на открытом воздухе в окружении духов. Христианскому же Богу молитвы возносились в зданиях, сооруженных умелыми и сообразительными мастерами, которые деформировали камень, используя для этого инструменты и логику.

Он бросил косой взгляд на женщину, принявшую решение взять себе в мужья одного из таких мужчин. Слегка склонив голову, она обнюхивала себя, и, судя по выражению лица, запах ей явно не нравился. Длинные пальцы натянули ткань платья на груди, давая возможность свежему воздуху проникнуть под материю. Вчера на закате он заставил осла свернуть с дороги, не подумав о том, что желательно было бы подыскать место для ночевки, где поблизости есть вода; однако он понимал, что гримасу отвращения на лице Мойры вызвал не запах дневного пота.

Она заметила, что он следит, как выпуклость груди то возникает, то скрывается под тканью, и тут же одернула платье скромным женским движением.

— Тебя… вас все это время держали под замком? — спросила она, чтобы переключить его внимание на другую тему.

— Нет.

Она первая задала этот вопрос прямо, без обиняков. Даже Рэймонд не решился выспрашивать у него подробности. Все решили, наверное, что ему довелось пережить невероятные языческие пытки, одно упоминание о которых может быть неприятным.

— Тогда почему же вы не вернулись, не прислали весточку? Все уже решили, что вас нет в живых, и посмотрите, к чему это привело. Крестовый поход, не крестовый поход, но нельзя же забывать о своем долге и обязанности здесь!

— Не слишком ли смело для женщины, которая намеревалась сбежать от своего долга и обязанностей — между прочим, обязанностей по отношению ко мне, — напоминать мне о моем долге перед другими людьми?

— Не смешите меня. Ведь вы родились, чтобы нести ответственность. Ваши обязанности принадлежат вам по праву рождения.

— Точно так же, как твои обязанности принадлежат тебе. Скажи-ка лучше, каким образом вы решили, что я погиб?

— Когда остальные вернулись в Барроуборо… Рыцари, которые к вам присоединились. Они привезли с собой рассказ о том, как вы погибли во время одной из компаний, во время р… р…

Заблудился в болоте, когда идиот француз повел их за собой, не имея ни малейшего представления, куда надо двигаться на самом деле.

— Во время райзе. Это германское слово. Тевтонские рыцари, возглавлявшие крестовый поход в Балтию, в основном из Германии.

— Они рассказывали, что вас убили. Кто-то видел, как вы упали с коня.

Кони, кони, мчащиеся на них со всех сторон. Истощенный противник, которого они преследовали день за днем, материализовался вдруг опять, да еще в небывалом количестве, с мечами и копьями наготове, в такой ярости и решимости, которые и не снились разношерстной толпе рыцарей, участвовавших в крестовом походе.

— Они не могли знать наверняка, что я мертв.

Кто же из них видел его падение? Кто был с ним в тот день?

— Лишь нескольким человекам удалось пережить ту атаку. Те, кто выжил, в один голос утверждали — если вы и не погибли сразу, то язычники наверняка прикончили вас, как они обычно поступают с ранеными рыцарями.

— Это тевтонские рыцари убивают всех поверженных. Включая женщин и детей. Язычники так не поступают.