Мужчины из женских романов - Эллина Наумова Страница 17

Мой белый пес проносится сквозь волю

Прогулки поздней.

И вновь домой – терпеть собачью долю

И рабства козни.

И изнывать до будущей прогулки,

Наевшись вдосталь.

И вспоминать кривые переулки

Под заумь тоста.

Под шум застолья дружеского слишком

Он рыкнет глухо,

И оглядит с тоской мое пальтишко,

И вздернет ухо.

А люд уйдет по улицам пустынным

В мехах и коже.

Да будет путь ваш глажено-простынным,

Храни вас Боже.

Мой белый пес посмотрит исподлобья,

Не смея верить,

Что я, его убогое подобье,

Направлюсь к двери.

Что позову в ночной простор бескрайний,

Всевластье снега.

И там сотрутся призрачные грани —

Мы будем бегать.

Мы будем прыгать, чтобы провалиться

В снежинок орды.

И Бог, смеясь, запомнит наши лица

И наши морды.

Света только раз вздрогнула – на глажено-простынном пути. Ау, Елизавета Алексеева! Потом ничего, даже растрогалась. Оставалось надеяться, что у героини есть собака и ей предначертана какая-то роль во взаимоотношениях любовников. Девушка ничего плохого не видела в засилье живности на страницах романов. Тут у нее была собственная теория. Звериный мозг – это резерв природы на случай гибели людей. Псины навсегда вошли в нашу жизнь, потому что избавляют от одиночества. С ними общаются, с ними идеально дружат. Так что у этого человечества в предках ходили обезьяны, у следующего – обязательно будут ходить собаки. Естественно, про них пишут те, кому дана сильная интуиция.

Света придвинула раскрытый блокнот и начертала: «2. «Доверчивая идиотка на выданье». Автор – Жанна Аранская – «интеллектуалка». Вторая строчка преобразила листок. Возникло ощущение, что серия уже материализовалась. Девушка удовлетворенно кивнула рукописной странице и вернулась к откровениям начинающего автора.

Она успела получить массу информации о высших учебных заведениях родины. Проглотила уничижительные отзывы о преподавательском корпусе как части нелепого Российского государства. Немало всякого почерпнула из главы про обмен взглядами и улыбками на разных этапах отношений мужчины и женщины. Узнала, что по мере сближения влюбленные испытывают непреодолимое желание обновить гардероб. Усвоила, что выбор позы в сексе неслучаен. И не поняла, как Жанна ухитрилась толково описать зарождение любви в двоих конкретных людях, безостановочно ругая действительность и понося свой тупой народ. Света назвала бы ее стиль журналистикой на грани приличий. Но грань эту то ли циничная дурочка, то ли наивная умница не переходила. У ясной Алексеевой случались трогательные попытки выразить невыразимое: «Она не соображала, куда и зачем бросилась. И вдруг с разбега налетела на упругую горячую преграду сгустившегося воздуха, который не втягивался в легкие. И обожглась. И задохнулась. И остановилась». Героиня Аранской натыкалась только на прохожих, мебель и стены, потому что часто глушила зеленую тоску белым вином. Зато оказалась чувствительна к мелочам: «Она, не глядя, взяла с тарелки фрукт. Это был персик со свезенной кожицей, до омерзения похожий на только что ободранную коленку». В общем, старались девочки, и младшему редактору это было приятно.

За час до конца рабочего дня Света была полным сосудом. Избыток сведений разве что из носа не изливался. Во всяком случае, кое-какие предвестники насморка вынудили ее сохранить и закрыть рукопись «своего» автора. После близкого контакта с носовым платком девушке стало легче, хотя голова была тяжелой. «Я, кажется, простудилась», – догадалась она. Как было не поблагодарить эрудированную Жанну, которая, заикнувшись о каком-то недомогании героя, долго рекомендовала читателям употреблять противогриппозные лекарства «при первых симптомах заболевания», иначе – гибель в корчах. Младший редактор послушно бросила в стакан с водой громадную таблетку шипучего аспирина и жахнула залпом. Через десять минут ей уже хотелось сделать какое-нибудь добро людям.

Она тут же отослала Нинель Николаевне роман, идеально подходящий ее «серии со странностями». Жили-были двое прекрасных юных любовников и не ценили своего счастья. Расстались, окольцевались, притерпелись. И вдруг каким-то роковым образом их начало выносить друг на друга. Они сталкивались в школе – дети учились в параллельных классах, в египетских отелях летом и в автобусе, везущем туристов в Чехию, под Рождество. Горемыки маниакально стукались лбами в офисных коридорах, барах, ресторанах, театрах и даже на народных гуляньях. Каждая встреча пробуждала разные чувства – от ненависти до страсти. Иногда они, не совладав с нервами, дебоширили в общественных, преимущественно заграничных местах. Чаще боролись с искушением изменить вторым половинам. Один раз забыли о морали и нравственности и так оторвались. Но потом выяснилось, что каждому в его постели снился один сон. Заканчивался этот бред начинающей климактерички сценой сцен: они, не так давно похоронив законных супругов, движутся с боковых кладбищенских аллей на главную, где неизбежно снова окажутся лицом к лицу. А на дворе стоит золотая осень.

Света упорно делала вид, будто до нее еще не дошло, что требования коллег были шуткой. Посмеялись над новенькой? Отлично. Получите! Хотите – читайте, нет так нет, ваши заботы. А она молча разгребает самотек и никого не обделяет текстами. Павлу Вадимовичу отдавала все мужские рукописи: их было немного, с женским «девятым валом» не сравнить. И авторы не стремились подражать гениям. Слегка злорадствуя, девушка еще раз высморкалась и аккуратно уложила в сумку блокнот и ручку. Но мало кому после спокойного рабочего дня удается выскочить из кабинета раньше, чем телефон поиздевается напоследок. Раздался звонок. Добросовестная труженица сняла трубку:

– Издательство.

– Э… Видите ли… Здравствуйте, – сказал молодой, но глуховатый женский голос.

– Добрый вечер, – намекнула Света.

– Э… Видите ли, – не вняла медлительная собеседница. – Видите ли, на сайте указано, что срок рассмотрения рукописи – три недели…

– И что с заинтересовавшими издательство авторами мы обязательно свяжемся.

– То есть если не связались, мне…

– Не унывать, а посылать еще куда-нибудь. У издателей разнообразные пристрастия. И где-то ждут именно ваше произведение.

Света неожиданно сообразила, что ни с кем не разговаривала вслух много-много часов. Такого еще никогда не случалось. Ее затошнило от отвращения к собственной участи. Этой паузы просительнице хватило, чтобы завестись снова:

– Погодите, девушка! Будьте добры, посмотрите там где-нибудь у себя в списках. Я ведь даже не знаю, дошел ли мой роман по электронной почте. А одна знакомая, она в Интернете печатается, говорит, надо было позвонить, когда отправила. А я не знала, честное слово…

– Кто вы? Как называется роман?

– Я? Лиза. То есть Елизавета Алексеева. «Я верю, он тоже меня любил». В смысле это – название.