Последнее лето - Елена Арсеньева Страница 17

Камень на шее и руки в оковах —

Вот моя жизнь. Я устал.

Я истомился под гнетом лишений суровых,

Я в бездну отчаянья пал.

С этими словами на сцену вышел стройный молодой человек смрачным взглядом красивых темных глаз. Лицо его было бледно… Сашенькапочувствовала, что от ее лица тоже отхлынула кровь.

– Вознесенский! – раздался из зала восторженныйдевичий крик. – Душка! Обожаю!

И – аплодисменты, визг!

Ну да, это был именно тот человек, из-за которого театрнынче весь пропах геранью: премьер драматической труппы Игорь Вознесенский. Унего была внешность типичного идола девиц и дам, легко оставляющего рваные раныв их нежных сердцах и привыкшего к своей баснословной популярности.

Вознесенский поклонился со скромной улыбкой, как бы самдивясь восторгу публики, а потом поднял руку, призывая к тишине. И она явилась,словно по мановению волшебной палочки, так что Вознесенский смог дочитатьстихи:

Помощи! Помощи! Руку подайте мне, братья!

Целое море огня —

Жгут мою душу обиды, сомненья, проклятья, —

Други, спасите меня!

Освободите от ига и дайте свободу,

Дайте мне место в бою!

Дайте лишь волю певцу – я родному народу

Райские песни спою.

Мне их с младенчества звездные ночи шептали,

Пел мне их солнечный луч.

Мне их под говор ручья хоры птиц щебетали.

Гром их гремел из-за туч.

Я не забыл эти песни, я помню, я знаю, —

Хлынут потоком оне.

Только бы воля моя… я в тюрьме погибаю…

Да помогите же мне!..

С надрывом выкрикнув последние слова, он бессильно уронилтемно-русую голову – и тотчас в нее ударилась брошенная чьей-то меткой рукойгерань. Цветок упал к ногам актера, но несколько алых лепестков запутались вего кудрях. Словно кровью их обагрили!

Что тут началось… Цветы полетели со всех сторон, и Сашенька,которая прежде стеснялась развернуть свой сверточек, сейчас терзала егоногтями, спеша и проклиная себя за то, что не сделала этого раньше, а теперь неуспеет бросить герань, выразить свои чувства.

Вознесенский не поднимал цветов, стоял неподвижно, поникнувголовой, – такой бледный, такой красивый… У Сашеньки слезы подкатили кгорлу от невероятной любви, которую вызывал в ней этот человек. И тут на сценепоявилась… Марина Аверьянова! Своими тяжелыми саженными шагами онапромаршировала прямо по цветам, давя их, и крикнула в зал, перекрывая визгпоклонниц:

– Героиня пьесы Горького спрашивает, чего можно ждать?Вам ответили на это стихи, которые прочел господин Вознесенский! Наш народжаждет свободы, наш народ ждет конституции! Наш народ просит, молит – помогитеже мне! Освободите от ига! Всем известно, что сбор от этого концерта пойдет дляпомощи политическим узникам, томящимся в нашем остроге! Комитет помощиблагодарит вас! Ура!

Она захлопала в ладоши, настойчиво глядя в зал своимикарими, чуть навыкате глазами, однако в поддержку раздались два-три жалких хлопка.В зале воцарилось унылое молчание. И Сашенька могла бы держать пари, что всезрительницы уставились туда же, куда смотрит она: на герани, раздавленныенеуклюжими ногами Марины, обутыми в высокие ботинки на шнурках.

Опытный конферансье Грачевский мигом почуял настроениепублики, вышел, нет, можно сказать, выскочил из образа Бубнова и явился напомощь бестактной мадемуазель Аверьяновой:

– Между тем, господа, наш концерт продолжается! Сейчасвы услышите романс «Обман». Стихи и музыка Веры Порошиной. Романсисполнит… – Он сделал интригующую паузу и выкрикнул: – Исполнит ИгорьВознесенский!

Зал снова ожил. Вознесенский выпустил в публику залпогненных взглядов, и зрительницы застонали от восторга.

На сцене появилась маленькая, пухленькая, неряшливо одетаядама – местная знаменитость Вера Порошина – и вручила актеру гитару. На лицепоэтессы блуждала сомнамбулическая улыбка – совершенно такая же, как на лицахвсех зрительниц. Вознесенский пробежал опытными пальцами по струнам,одновременно посматривая исподлобья в зал и мельком улыбаясь. На миг его глазавстретились с глазами Сашеньки, и ей почудилось, что от счастья у нееостановилось сердце.

«Он посмотрел на меня! Он меня заметил! Если сейчас броситьцветок, он поймет, что это от меня!» Она нервно скомкала оберточную бумагу, ита громко зашуршала. Сидящая рядом барышня посмотрела на Сашеньку с ненавистью:то ли из-за этого беспардонного шуршания, то ли оттого, что Сашенька держала вруках цветок, в то время как цветок барышни уже был брошен Вознесенскому и вчисле прочих погиб под ногами Марины Аверьяновой. Кстати, Марина уже ушла сосцены, передавив оставшиеся герани. Разумеется, она делала это не со злости.Просто никогда не смотрела под ноги, все в небеса таращилась, как говорила всета же русановская кухарка Даня.

Бросать цветок, впрочем, уже было поздно: Вознесенский взялзвучный аккорд и запел:

Наша жизнь – заколдованный круг,

Измениться фатально не может,

Но мы ждем, что какое-то «вдруг»

Из кольца убежать нам поможет.

«Теперь те, кто еще не бросил свои цветы, будутумнее, – размышляла Саша. – Они сами кинутся к нему , чтобы отдатьбукетик из рук в руки, чтобы он взглянул прямо в глаза, может быть, что-тосказал – мерси, мадемуазель, или еще что-то, пожал бы пальчики… Нет, я не хочубыть одной из многих, я хочу быть для него единственной! И я знаю, что нужнодля этого сделать!»

Нас измучил холодный туман,

Мы с тобою наивны, как дети,

И насмешливо-наглый Обман

Расставляет нам легкие сети.