Любовь по завещанию - Кристина Брук Страница 17

Почему она так хочет этого брака? Только из чувства долга по отношению к поместью? К Люку? Константин не мог поверить, что в ее заинтересованности в ребенке есть что-то, кроме самоуверенного намерения во все вмешиваться.

— Я их обдумываю, поверьте, — сказал он. — Но предпочел бы не давать никаких обещаний, пока не определю свое финансовое положение.

После разговора с Монфором Константин кипел от негодования. Вчера он с опрометчивой поспешностью отказался от мысли о женитьбе на леди Роксдейл. Сегодня утром долгая верховая прогулка под дождем успокоила его, и он увидел правду. Он не мог позволить себе с презрением отвергнуть решение, которое преподносила ему на блюдечке леди Роксдейл. Нет, не мог, если хотел сберечь Лейзенби.

Он задавался вопросом, не предупредить ли ее, насколько яростно возражает герцог против этого брака, но передумал. Она сама это скоро узнает. Константин задумался, насколько мнение герцога может поколебать ее. Прошлой ночью казалось, что она решительно настроена против доводов Монфора, но Константин подозревал, что ей будет нелегко.

Надеясь на время отложить дело, Константин двинулся к буфету, где стояло несколько накрытых крышками серебряных сосудов. Он взял тарелку и приподнял крышку. Овсянка. Поднял другую — яйца всмятку. Взялся за третью — пудинг, столь бледный, что наводил на мысли о чахотке.

У него в животе заурчало от разочарования. Где бекон? Где бифштекс и копченый лосось, сосиски и жареная ветчина?

Он ожидал найти здесь сытный английский завтрак, вроде того, что его мать устраивала в Бродмире.

После вчерашних вечерних возлияний Константин проснулся с ужасной головной болью и решил, что единственный способ прогнать демонов — это наказать себя упражнениями на свежем воздухе. Он вернулся обратно мокрый, замерзший, проголодавшийся, только для того, чтобы столкнуться…

— Это еда для малышей, — пробурчал он.

— Здоровая и питательная.

Медленно повернувшись, Константин увидел, что леди Роксдейл смотрит на него так, будто это он странный.

— Вы еще здесь? — притворно удивился он.

Джейн заморгала и пропустила вопрос мимо ушей.

— Попробуйте овсянку. Она сегодня особенно хороша.

— Я скорее собственный язык жевать стану.

Она зачерпнула полную ложку каши и сунула в рот. Он отвел взгляд от ее шевелящихся губ. Господи, у него от голода разум помутился! Наверняка женщина, которая ест овсянку, — наименее эротичное создание во Вселенной.

— Полагаю, вы велели все это подать, чтобы досадить мне. — Константин говорил раздраженно, но, черт побери, он за себя не отвечает, когда голоден, а ему подсовывают размазню, которая годится только для инвалидов и младенцев.

Леди Роксдейл подняла брови, похоже, искренне удивившись.

— Почему? Мы с Фредериком каждый день ели это на завтрак. Спросите повариху, если мне не верите.

Она промокнула губы салфеткой и поднялась, съев, как он заметил, очень мало. И в свойственной ей манере добавила:

— Поскольку вы не потрудились заказать то, что любите, повариха приготовила обычный завтрак.

Так от него ждали, что он закажет себе завтрак? А он считал, что завтрак здесь нормальный, как в доме каждого английского джентльмена.

Это его ошибка. В Лейзенби-Холле нет ничего нормального.

Константина вдруг охватило глубокое сочувствие к своему предшественнику. Бедный Фредерик. Неудивительно, что он умер, если каждое утро был вынужден давиться этим месивом.

Леди Роксдейл вскинула подбородок:

— Если вы сообщите о своих предпочтениях, я это закажу.

Если он позволит ей хотя бы временно командовать домашним хозяйством, то никогда от нее не избавится.

— Не нужно.

Он поймал ее за локоть, когда она проходила мимо. Ее голая рука была теплая и нежная, совсем не как ее характер. Ощущение ее плоти отозвалось в той части его тела, которую он намеревался держать под контролем в ее присутствии. Под страхом смерти, если верить Монфору.

Задохнувшись, Джейн дернула руку. Щеки ее порозовели.

— Вы забываетесь, сэр!

«Нет, я как раз помню».

Константин смотрел в ее глаза, теперь потемневшие от тревоги, смущения и чего-то еще, возможно, от предвкушения. Порыв заставить эти глаза закрыться от чувственного наслаждения едва не затмил его здравый смысл.

Ведь он же не юнец, чтобы жаждать ее только потому, что она запретный плод. Хотя он горел желанием выяснить, сможет ли так же выбить ее из колеи, как она его выводит из равновесия.

А почему нет? Прошлой ночью он заглянул за ее ледяную оболочку и увидел под ней мерцание страсти. Почему бы не раздуть эти тлеющие угли в пламя?

— Я переселяюсь в покои барона, — сказал он и заметил, как вспыхнули ее глаза, как дрогнула шея, когда она сглотнула. — Вы же знаете, что это рано или поздно произошло бы.

Он ослабил хватку, превратив ее в ласку, и провел кончиками пальцев по ее руке. Эта нежная податливая кожа чуть его не прикончила. Он хотел касаться ее, целовать, пробовать на вкус, взять в плен каждый дюйм плоти.

Ее веки чуть опустились, словно глаза постепенно закрывались от безмолвного удовольствия. Потом, тряхнув головой, леди Роксдейл опомнилась и решила ускользнуть.

Она отступила, в ее вдохе была заметная — и доставившая ему удовлетворение — дрожь.

— Это ваш дом. Вы можете делать все, что пожелаете.

Он одарил ее медленной чувственной улыбкой.

— Все, что пожелаю?! — Константин намеренно выделил первое слово.

Леди Роксдейл в отчаянии посмотрела на буфет, словно вареные яйца и овсянка могли броситься ей на помощь.

— Извините за завтрак. Я должна была ожидать… — Слова, казалось, застревали у нее в горле.

Значит, она решила расположить его к себе? Чем это вызвано? Константин ждал, не столько наслаждаясь ее дискомфортом, сколько любопытствуя, что она скажет. Насколько смирит себя, чтобы угодить ему?

Она сделала новую попытку. На этот раз с решительной улыбкой.

— Я поговорю с поварихой и на следующее утро закажу завтрак, достойный короля. Вот увидите.

Ее улыбка чуть не покорила его. Даже деланная, она осветила лицо леди Роксдейл, превратив глаза в серебро, привлекла внимание к ее губам, приоткрывшим белые зубы. Губы у нее были пухлые, алые, не нуждавшиеся в помаде.

«С каких это пор ты, как идиот, вздыхаешь из-за женской улыбки?»

Женщины, напомнил он себе, улыбались ему по двум причинам: или они от него кое-что хотели, или только что это от него получили. Константин Блэк знал эту игру.

Это смягчившееся выражение вовсе не простодушно, ведь так? Даже она, жена его покойного кузена, улыбается, потому что кое-что хочет. Его кольцо на своем пальце.