На чаше весов - Наталья Кочетова Страница 17

На пороге стоит Вадим. Он снимает шапку, отряхивает ее от снега, топает ногами, очищая налипший на ботинки снег и входит в квартиру.

— Привет. — Быстро произносит Вадим, закрывая за собой дверь. Он такой высокий. Он заполняет собой весь наш маленький коридор, так что мне приходится отступить и чуть ли не вжаться в стену.

— Привет. — Пищу я. — Проходи. Хочешь чаю?

— Давай. — Отзывается Вадим, снимая куртку, и я, проскользнув мимо него, несусь на кухню.

Ставлю чайник на плиту и принимаюсь копаться в шкафчике. Где-то было печенье. Где же это гребанное печенье?

— У вас уютно. — Говорит Вадим, заходя в кухню и садясь на табурет.

— Спасибо. — Тут же забыв о печенье, поворачиваюсь к нему. Цепляюсь пальцами за столешницу за своей спиной. На Вадиме мой любимый свитер. Черный, крупной вязки, с каким-то незамысловатым узором. Этот свитер ему очень идет. Он плотно обтягивает его широкие плечи и сильные руки, и даже слегка растянутый невысокий воротник не портит впечатление. Чувствую, как мое лицо расплывается в дурацкой улыбке и спешу отвернуться к окну. Не хочу выглядеть жалкой влюбленной дурочкой.

— Сегодня мы поедем к Ласнецову. — Говорит Вадим, заставляя меня снова взглянуть на него.

— Зачем? — Тут же отзываюсь я, непонимающе глядя на Вадима. Дело об убийстве Софии Ласнецовой все еще не раскрыто. Егор Ермолаев сидит в СИЗО, но Вадим уверен, что убийство — не его рук дело, и продолжает искать зацепки. Мне лишь не понятно, зачем нам вдвоем ехать к ее отцу?

— Есть подозрение, что убийство мог совершить кто-то из бизнес-партнеров Ласнецова. Слишком для многих он — как кость в горле.

— И что ты намерен делать? — Хмурюсь я.

— Не я. Через час у них какое-то крупное совещание. Ты пойдешь туда и будешь наблюдать за всеми присутствующими.

— Я??? — Вскрикиваю я, выпучив глаза и подавшись вперед.

— Конечно ты, Агата. Кто же еще?.. — Усмехается Вадим.

— Но я… Посмотри на меня. Где я и где все эти люди? — Пытаюсь возразить я, чувствую накатывающую панику. Я буду выглядеть смешно. И их будет там слишком много. Слишком много недоброжелателей. Слишком много чувств. Да я просто не выйду оттуда живой.

— Все будет хорошо, Агата. — Спокойно отзывается Вадим. Встает со стула и делает пол шага по направлению ко мне. Ему потребовалось всего пол шага, чтобы оказаться рядом. Он нависает надо мной и, подняв руку, нежно заправляет прядь моих волос за ухо. Эта кухня слишком маленькая. Она слишком маленькая, поэтому он стоит так близко. Он хочет меня успокоить и поэтому… поэтому трогает мои волосы? Мне становится трудно дышать. Я приоткрываю рот, зачарованно глядя на его лицо, и тихо выдыхаю:

— Ладно.

Я сдаюсь. Конечно, я сдаюсь.

На лице Вадима появляется широкая улыбка, и я сдаюсь во второй раз.

Совещание проходит, как в тумане. Я дико нервничаю, то и дело теребя рукава рубашки. Мужчины в дорогих костюмах, высокомерные и надутые, постоянно бросают на меня косые насмешливые взгляды, и я борюсь с желанием сбежать. Мне хочется сжаться до невидимой точки, но я продолжаю сидеть на стуле рядом с Ласнецовым, который представил меня присутствующим своей помощницей, чем вызвал еще больше противных усмешек в мою сторону.

Я изо всех сил стараюсь успокоиться. Приказываю своему телу расслабиться и дышать ровнее. Иначе ничего из этой затеи не выйдет.

Выходит неважно, но по ходу совещания, когда на меня перестают обращать внимание, волнение потихоньку отступает. Я начинаю прислушиваться к чужим чувствам, сканируя всех вокруг. Я чувствую чью-то досаду, почти незаметное недовольство, безразличие, некоторую нервозность. Я все это чувствую, но эти чувства ни о чем мне не говорят и не дают никаких ответов.

Проходит почти час совещания, и ничего не меняется. Когда чувствую, что мужчины уже намеренны закругляться, я наклоняюсь к Ласнецову и тихо, так чтобы слышал только он произношу.

— Вы должны упомянуть о своей дочери. — Не знаю, откуда во мне берется столько смелости, чтобы заговорить с этим устрашающе собранным и деловым мужчиной. Видимо, чувствую, что время на исходе, и не хочу, чтобы мои усилия пропали даром.

Мужчина искоса смотрит на меня и медленно кивает. Проходит еще несколько минут в обсуждении заключительных положений каких-то деловых контрактов, а после Ласнецов встает и говорит.

— Все вы знаете, что мою семью постигло большое горе… — Начинает мужчина и в это же мгновение я чувствую что-то такое, что чуть не опрокидывает меня на спину. Ласнецов продолжает говорить, а я чувствую, будто во мне разрастается огромная черная дыра. Она выжигает все мои внутренности и перекрывает кислород.

Боже.

Это даже не злорадство. Это… ЖГУЧЕЕ. ЗЛОБНОЕ. САМОДОВОЛЬСТВО.

Я открываю рот, пытаясь поймать воздух и хаотично бегаю глазами от одного мужчины к другому. Кому оно принадлежит. Кому? Как я должна это понять? Как???

Я вглядываюсь в лица мужчин, но их выражения не дают мне ответов. Опущенные уголки губ — сочувствие. Взгляд в потолок — отсутствие интереса к происходящему. Опущенные в скорби глаза. Взгляд в сторону. Все это не то. Я продолжаю судорожно разглядывать лица, пока не наталкиваюсь на прямой, пристальный взгляд, направленный на Ласнецова. Сужаю глаза, прислушиваюсь к себе. И буквально чувствую, как от него ко мне тянется тонкая связующая нить. Это его. Это его чувства!

Открытие поражает меня. Не успеваю одернуть себя и вскакиваю со стула. Тут же чувствую головокружение и боль где-то в самой середине черепа, и оседаю. Своим поведением снова вызываю к себе ненужное внимание, но смотрят на меня теперь уже без насмешки, а с беспокойством.

Не сразу понимаю почему. Сначала чувствую, как что-то теплое медленно стекает к моим губам. Поднимаю руку и прикасаюсь к месту над верхней губой. Кровь.

Снова вскакиваю и, шатаясь, иду к выходу. Зажав нос пальцами, задираю голову кверху, рассматривая коридор в поисках туалета. С трудом держусь на резко ослабевших ногах, бреду, придерживаясь рукой за стену, наобум, пока меня не подхватывают чьи-то руки.

— Боже, Агата, что с тобой? — Слышу голос Вадима. Он обхватывает мои плечи руками и быстро куда-то ведет.

Заводит меня в туалет и закрывает дверь на защелку. Опускает крышку унитаза и усаживает меня сверху. Набирает кучу бумажных полотенец и зажимает мне ими нос.

Я обессилено откидываюсь назад и опираюсь спиной о бачок унитаза. Голова продолжает кружиться, в висках пульсирует.

Вадим берет мои руки, направляет к рядом стоящей раковине, и принимается смывать с них кровь. Затем мокрыми ладонями аккуратно стирает кровь с моего лица. Я смотрю на то, что он проделывает и влюбляюсь в него еще сильнее.

— Ты что-нибудь выяснила? — Тихо спрашивает Вадим, склонившись над моим лицом. Хочу увидеть его выражение лица, но не могу, все вокруг, вместе с его головой, продолжает кружиться.