Пустите меня в Рим - Елена Чалова Страница 17

Ежик никогда не спорит. Поправляет очки, грустно свешивает голову и уходит. Живет он, видимо, недалеко, потому что где-то через час возвращается посвежевший, в чистых джинсах и чистом, но неизменно дурацком и растянутом свитере. Остальные программеры получше, но все же во многом под стать Ежику. Единственные нормальные люди работают в отделе маркетинга, который и возглавляет Ромиль. Думаю, просто потому, что те, кто продает продукт и должен слупить за него деньги, не могут позволить себе быть гениями. То есть они регулярно моются, не ходят в рваных штанах, умеют улыбаться и вести приятные разговоры.

Мама, услышав, что я уже устроилась на работу, обрадовалась. Я, честно сказать, радовалась недолго. Как-то мне там не очень уютно, в этом офисе. Во-первых, мне отравляет жизнь Гена. Гена – шофер нашего шефа и к тому же шофер вообще. То есть он, например, ездит со мной в «Метро» для закупок всяких продуктов и прочего. Сначала он просто очень обрадовался, когда увидел меня. Пристроился покурить рядом на лестнице и начал активно интересоваться моей жизнью и строить глазки. Я отсмеивалась, но когда он пригласил меня после работы попить пивка, отказалась. На следующий день последовало приглашение в кино и шлепок по попе – такой дружеский жест. Потом он предложил подвезти меня после работы. Я устала как собака и согласилась – только до метро. Это, видимо, было ошибкой, потому что Гена моментально расслабился и принялся хватать меня за коленки и строить планы совместного проведения выходных. Я, как могла, популярно объяснила парню, что он не в моем вкусе. Тогда он обиделся, обозвал меня лимитой и высадил, не довезя до метро. А на следующий день мы должны были ехать вместе в «Метро» делать покупки для офиса.

Само собой, он оторвался по моему поводу – я первый раз попала в такой магазин и многого не знала, да и растерялась тоже. Я молчала. Но считать умею, и смогла заметить, что в офис товаров приехало меньше, чем мы пробивали на кассе. По моим наблюдениям, где-то по дороге рассосались упаковка губок для посуды, бутылка жидкого мыла, еще какое-то моющее средство в смешных желтеньких флакончиках, ну и пара упаковок полуфабрикатов, которыми на работе кормят сотрудников. Передо мной встал выбор: рассказать начальству об увиденном и заслужить ненависть Гены, получив призрачную надежду, что его выгонят, или промолчать? Я решила посоветоваться с Ромилем. Тот взъерошил волосы, поморщился, словно я рассказала пошлый анекдот или что-то несвежее ему предложила съесть, и сказал, что если дерьмо не трогать, то есть надежда, что оно не будет пахнуть. А Гена – какой-то дальний родственник начальства, поэтому пусть ворует.

Но Гена оказался не единственной причиной моего душевного дискомфорта. Я все гнала от себя мысли, что моя страсть к Диму была лишь вспышкой, вызванной романтической обстановкой и обстоятельствами. Кроме того, в офисе я увидела племя программеров с новой стороны: это очень странные люди, живущие в мире, который слишком тесно переплетен с виртуальной реальностью. А что, если и мой римский друг такой же? Мне расхотелось звонить Диму. Я и не звонила.

Через пару дней мама осторожно сказала:

– Детка, ты бы ему все-таки позвонила, а то как-то нехорошо.

– Кому?

– Своему молодому человеку. Или кто он там? Он ведь звонит каждый вечер. Я сначала просто сказала, что тебя нет дома. Потом он спросил, когда ты будешь, и пришлось мне признаться, что ты в Москве. Ты ведь не говорила, что это секрет. Он, мне кажется, удивился и обрадовался. Потом опять позвонил – вчера и спросил, не поменялся ли твой мобильник. Я говорю – нет, но она, наверное, экономит. Он спросил, как ты...

– А ты что?

– Сказала, что вроде бы нормально, живешь у подружки. Но адреса не дала.

– Спасибо, мам, я ему позвоню.

Мне стало стыдно. Разве не к Диму я ехала? Так что это меня взяла гордость – сначала устроюсь, работу найду, стрижку модную сделаю, а уж потом... Я быстренько набрала номер.

Как я и предполагала, звучал мой персональный программер холодно и обиженно. Пришлось подлизываться и извиняться. Но потом мы встретились, и я так была рада и видела, как он рад, что и все обидки быстро забылись. Встретились мы, само собой, после работы, а потому, пока поужинали в кафе, вспоминая Рим и местами переживая все же какие-то неловкие и недосказанные моменты, пока выбрались на улицу, уже почти стемнело. Он потащил меня в центр, и я впервые с момента приезда вдруг поняла, что не чужая в этом городе. Мы шли вдвоем, он обнимал меня за плечи, мимо текла толпа таких же парочек или просто людей, сияли огни витрин, город гудел, но теперь я вдруг почувствовала, что это мой муравейник, что мне не страшно и не одиноко. А ведь всего-то рядом шел Дим, что-то говорил, размахивая рукой, а потом вдруг чмокал меня в нос или, свернув в менее освещенный переулок, принимался жадно целовать, забирался ладонями мне под куртку.

Утром я присвистела в офис, как обычно, к девяти утра. Можно было бы и попозже – программеры приходят поздно, но я люблю приходить первой – тогда можно с уверенностью сказать, что все успею проверить и приготовить... а кроме того, не надо помогать Светке возиться с ее оглоедами, собирая старшую в садик, а младших отдирая от нее, от компьютера, от телевизора, от унитаза... и я стараюсь сбежать из дома до того, как начнется полный дурдом. Каждый раз иду пешком до метро и клянусь себе, что поищу жилье... и каждый раз, просмотрев пару газет, понимаю, что ничего подходящего – по деньгам и другим параметрам – нет, и опять все сначала. Поэтому я прихожу в тихое здание, здороваюсь с охранником, который только что сменил своего ночного коллегу, и поднимаюсь наверх. Так было и сегодня. Я открыла дверь своим ключом, бросила сумку в кресло в прихожей и пристально оглядела помещение. Ну-ка, в прошлый раз уборщица схалтурила, подоконники были грязные, и окна она не открыла. Та-ак, окна закрыты, жалюзи опущены, чистоту помещения определить затруднительно, потому что полутемно, но я не спешу включать свет. Куда торопиться-то? Сейчас чайничек поставлю, вот так, позавтракаю, а уж потом приступлю к обязанностям. Я разложила на столике в крошечной кухоньке купленную по дороге плюшку и коробочку с творожком, потом пошла открывать окна – не люблю этот затхлый запах. Хоть климатическая установка и работает, но проветрить иной раз не помешает. Я шла вдоль просторной шоу-рум – общей рабочей комнаты со столами, разделенными невысокими перегородочками: сидя, соседа не видать, но если встать, то вот он и его рабочее место, как на ладони. Комната тянулась, я одно за другим открывала окна и вдруг краем глаза заметила движение под столом.

Крыса! Кто еще может шевелиться под столом Ежика, где вечно валяются крошки и фантики? Ой, мама, как я боюсь крыс! Кто-то мне говорил, или я где-то читала, что крыса, если ее разозлить, может даже напасть на человека. А тут одни компы и провода, даже обороняться нечем. Не отрывая глаз от серой тьмы под столом, я попятилась к двери. Возле туалета есть чуланчик, там швабры и ведра. Так, вот она – я схватила швабру и на всякий случай ведро, но тут меня одолела малодушная слабость.

Я не боюсь мышей и пауков. Я нежно люблю лягушек и жаб. Когда идиот Колька, влюбившись в меня в третьем классе, сунул мне в портфель жабу, я ее поселила дома и честно ловила для нее мух. Потом, правда, выпустила – мухи практически перестали к нам залетать, и мама сказала, что жаба не сможет у нас перезимовать. Еще я всегда восхищалась красотой и грацией змей и скорпионов; может, потому, что ни разу не сталкивалась с ними непосредственно, так сказать. Но при всем при том я до дурноты боюсь крыс. Наверное, это что-то генетическое, или подсознательное, или уж не знаю какое. И тогда я решила, что мне нужна помощь. И позвонила вниз, охраннику. Сбивчивым шепотом объяснила, почему мне понадобилось присутствие мужественного секьюрити, но в ответ услышала не слишком вежливый отказ. Может, он тоже боится крыс?