Если счастье близко… - Мари Стю Страница 17

Ростик округлил глаза:

– Надо же! Бедные овечки! «Лизе-то несладко от той истории»! – передразнил Ростик. – Она должна была мне признаться. Все вышло бы по-другому… А потом любовника завела и предала меня… Лживая!

– Лиза… – Колян перевел дыхание, плюхнулся в кресло, угрюмо посмотрел на Ростика. – Если разобраться, все к тому шло. И она бы тебя все равно бросила ради Федоткина…

Ростик в недоумении глянул на Коляна.

– Серьезно? Даже, если бы я не узнал правду?

– Ага. Она полюбила его. Поэтому, собственно, и предала. Любовь и страсть всему виной. В системе ценностей твои интересы и интересы ее любовника поменялись местами. Сердцу не прикажешь. Федоткин – подлец… подлец конченный. Идет к цели, невзирая ни на что… Лизонька еще хлебнет с ним, бедолажка. Но речь не о ней, – Колян махнул рукой, – а о вас. Ее увлечение закономерно. Так что ничего хорошего бы дальше не вышло.

– Закономерно?

– Да, – уверенно сказал Колян. – Между вами вот уже года два не все гладко.

– В каком смысле – не все гладко? Я думал, мы – семья, благополучная семья…

– Да ладно? – Колян издевательски хохотнул.

– А что, разве нет?

– Ну, – покривлялся Колян, – ты хорошенько подумай, вспомни. Сколько раз ты ловил себя на мысли, что не любишь Лизу?

Ростик выпучил глаза, немного подумал.

– И что? – сказал он. – Ну, бывало. Потом проходило. Быт и в Африке быт. Ничего нового.

– Во-о-от! – протянул Колян. – Быт убил твою любовь!

– Бред! Я любил Лизу…

– Любил? А сейчас – разлюбил?

– Нет. Но… – Ростик запнулся.

– Вот видишь, дружочек! Если бы любил, не было бы «но». Вы просто жили. Просто показывали друг другу и всем, какая у вас замечательная семья. Впрочем, так живут многие. Разводиться боятся или … лень.

– Это не так! – возразил Ростик, налил себе еще виски и сделал глоток.

– Ты обманываешь себя, дружочек.

Ростик отрицательно повертел головой.

– Хорошо, – Колян скрутил губы трубочкой. – А Офелия? Разве ты не влюбился в нее?

– Нет, это исключено.

– Да?

– Да, – уверенно сказал Ростик, потом задумался, прибавил: – Согласен, было что-то… Офелия – совсем другое.

– Какое?

Ростик в ответ промолчал. Колян усмехнулся.

– Страсть и влюбленность – вот, что двигало тобой с первой минуты, когда она вошла к тебе на кафедру, – сказал погодя Колян. – Ничего больше. Уважение к профессору и прочие профессиональные интересы – все это на фоне влечения к Офелии. Поэтому ты и сегодня помчался к ней, по первому зову. Ты хотел ее увидеть, услышать, ты скучал по ней, Ростик. Не верти своей головой. Гляди, отвалится, – ерничал Колян. – Не пойму, кого он хочет обмануть? – в сторону прибавил он.

– Я поехал к ней, потому что думал, она поможет…

– Она и помогла. Рассказала тебе правду. Открыла глаза, – Колян потянулся, встал: – Офелия, скажем так, еще один подарок Покровителя.

– Подарок? Не смеши, – Ростик коряво улыбнулся. – Подарок приносит радость и удовольствие от обладания… А тут, – Ростик вздохнул. – Она перевернула всю мою жизнь вверх дном.

– А ты посмотри на появление Офелии в твоей жизни иначе. И будет тебе и радость, и удовольствие от обладания. Подумай, – прибавил Колян, помолчав, – может, она появилась в твоей жизни, чтобы скрасить печаль, поддержать? Если бы ни Офелия, сложилось бы хуже во сто крат? Радуйся, что она появилась в твоей жизни. Цени ее.

– Ценить? Из-за нее я потерял все, – недовольно сказал Ростик.

– Ты уже об этом говорил…

– Ничего страшного, повторюсь.

Колян вздохнул.

– В таком случае, и я повторюсь – верь, дружочек, – что ни происходит – тебе во благо. Офелия любит тебя. Любит по-настоящему. Если бы ты остался и дослушал ее, узнал бы кое-что интересное…

Ростик вопросительно посмотрел на Коляна.

– И что же? – спросил он.

– Вечером того дня, когда ты подписал заявление, Офелия поехала к профессору и умоляла тебе помочь. Она призналась, что полюбила и никогда не простит себе, что причастна к твоему увольнению. Профессор сказал, что, если она хочет, может рассказать правду. Так даже лучше. Он хотел разоблачить Лизу, хотел, чтобы ты все узнал…

– Что же он сам не рассказал?

– Ну, ты смешной! – Колян посмеялся. – А ты бы рассказал? Можешь не отвечать. Потому что точно знаю, и ты бы испугался. Страх перед правдой – один из самых сильных. Люди охотнее позволяют ввести себя в заблуждение, чем жить с правдой. Так что, то, что профессор, струсил, – норма. Струсил… струсил… струсил, – повторил Колян, помолчав. – Чего тут скрывать?

Ростик вздохнул, немного подумал.

– Знаешь, Колян, мне не легче…

– Ну ты и балбес! – Охнул Колян. – Я тебе уже все рассказал, разжевал, по полочкам разложил, а ты – за свое. Ума не приложу, почему ты тупишь?

Ростик в ответ промолчал.

– Ничего, – прибавил Колян вполголоса, – за пару дней придешь в себя. Потом позвонишь Офелии. Встретишься с ней, поговорите по душам. И ты поплывешь на новом корабле по течению.

– Это уже я сам решу, что буду делать через пару дней, – язвительным тоном сказал Ростик.

Колян сразу ничего не ответил, докурил сигарету.

– Знаешь, что, дружочек, – сказал он, – не нравится мне твой тон. Хочешь сам решать – вперед и с песней. Но потом не ропщи! Покровитель заботится о тебе, дурень, а ты носом вертишь. Да и я тут время теряю с тобой...

– Я тебя не звал, – резко сказал Ростик и глянул в окно.

Молодой месяц тонким серпом отражался в темном небе. На часах почти полночь. Как скоро пролетело время.

Ростик повернул голову. Колян исчез.

– Э, Колян, ты где? – спросил Ростик, оглядевшись.

В ответ тишина.

– Ты обиделся? Ладно, прости. Да, я тебя не звал, но… ты пришел вовремя. Прости.

Но Колян не появился.

Ростик посидел в задумчивости за рабочим столом, попевая виски, потом взял книгу в руки. Полистал. Прочел последнюю фразу: «Лиза за пять минут собрала свои вещи, села в машину и уехала». Вздохнул, потер лоб. Закрыл книгу и убрал в ящик стола.

Ростик глянул на часы – почти полночь. Сон как рукой сняло, хотя выпил почти бутылку виски. Он откинулся в рабочем кресле, закрыл глаза.

Да, возможно, случившееся к лучшему, но боль и разочарование не уступали место вере и надежде на светлое будущее. Не укладывалось в голове многое.

– Офелия, – прошептал Ростик и открыл глаза: – Неужели, и вправду, ты мое утешение.