Книга песен Бенни Ламента - Эми Хармон Страница 17

Я инстинктивно подобрался, встал в стойку, но Энцо смягчил удар и просто похлопал меня по шее. Я боялся его напугать, а вышло наоборот: это он незаметно подкрался ко мне и застиг врасплох.

– Да. Я все еще балую свои руки. А вы все еще учите мальчишек махать кулаками? – ответил я.

– Каждый чертов день, – хохотнул Энцо.

– Это хорошо. Это хорошо. Только я рад, что уже не меня.

– Я хорошо над тобой поработал. Сделал тебя сильным. – Рука Энцо соскользнула с моей шеи и сжала плечо.

– Да. И вы, и отец. Вы сделали меня сильным. – Я погладил его руку, и Энцо разжал тиски.

– Как там Джек? Давненько я его не видел. А прежде он нет-нет да и приходил сюда помочь мне. Он все еще работает на Сэла? Я слышал, он какое-то время жил на Кубе.

– Отец в порядке. – Я никогда не касался в разговоре Сэла; это было жесткое, безусловное правило. – Все мы стареем.

– Да уж, – пробурчал Энцо, соглашаясь, и несколько секунд мы простояли молча, скользя глазами по фотографиям на стене.

Фотографиям, навечно запечатлевшим молодыми людей, которые – как и мой отец – давным-давно распрощались с юностью. Некоторых из них уже и в живых-то не было.

Энцо указал на Бо Джонсона:

– Ты знаешь, кто это?

– Да.

– Чертовски классный боксер. Он и твоего отца сделал.

– Да. Знаю.

– Прямо-таки знаешь? – хихикнул Энцо. – Но почему-то я не удивлен. Большинство отцов не признаются сыновьям в том, что их когда-то хорошенько отделали. Но Джек не такой. Ему нечего доказывать.

– Его победил лучший.

– Верно. Это верно, – вздохнул Энцо. – Тут один парень приходил. Спрашивал, известно ли мне, где он.

– Кто? Отец?

– Ну да, твой отец. И Бо Джонсон тоже.

– Вы не сказали?

– Гость представился репортером.

– В этом районе? Что вы ему ответили?

– Я ответил, что не видел Джонсона больше двадцати лет.

– А почему он им интересовался?

– Сказал, что пишет статью. Для газеты. О старом боксерском сообществе. Меня это удивило. Похоже, он знал, что Ламент и Джонсон были друзьями. Не думал, что кто-то еще помнит Бо. А теперь вот заявился ты, и мы опять о нем говорим, – поднял руки Энцо. – Жизнь – она такая. Ты не вспоминаешь о чем-то или о ком-то годами, и вдруг раз – они везде, куда ни посмотришь.

– Я не вспоминал об этой фотографии, пока не остановился перед ней, – сказал я.

– Печальная история… Талантливее этого парня во всем мире не было. И все пошло прахом.

– Что вы имеете в виду?

– А ты не знаешь эту часть истории? – спросил Энцо.

Я уклончиво пожал плечами. Мне захотелось услышать его версию тех событий.

– Бо влюбился в женщину из семейства Александер. Себе на беду, – покачал головой Энцо. – Все беды от женщин…

Я промолчал, и Энцо продолжил – почти как адвокат, который приводит свои аргументы в десятый раз.

– Парень сошел с дистанции. А мог стать лучшим боксером за всю историю. Я думал, твой отец был лучшим, пока не увидел в бою Джонсона. Он был совсем другого уровня. Большой, сильный, быстрый, сосредоточенный. Голодный. В нем горел огонь. – Голос Энцо вдруг потускнел.

– Так что с ним случилось? – спросил я.

Теперь плечами пожал Энцо:

– Кто знает…

– Кто-нибудь всегда знает, – тихо пробормотал я.

«Заруби себе на носу: дяде Сэлу известно все. Тогда ты не наделаешь никаких глупостей».

Энцо только покосился на меня, его брови нахмурились, нижняя губа оттопырилась.

– Никогда не влюбляйся не в ту женщину, Бенни, – помахал он пальцем передо мной. – Это лучший совет, который я могу тебе дать. Я не в состоянии сделать тебя настолько сильным, чтобы ты с этим справился. Но кого из известных бойцов ни возьми – каждого либо сделала, либо сломала женщина. Запомни это.

– Похоже, хорошо, что я не боец, – сказал я.

– У всех у нас свои битвы, Бенни Ломенто, – парировал Энцо.

Бо Джонсон наблюдал за мной сверху, и я отвернулся. Почему-то мне стало не по себе.

– А потренироваться не хочешь? У меня есть ребятки, с которыми ты мог бы размяться, – предложил Энцо.

Но мне захотелось уйти. И что меня побудило снова подняться по этим ступенькам? Мне нравился Энцо, но этот зал и этот ринг я ненавидел. Они напоминали мне о том, кем я был и кем быть не желал.

– Рад был нашей встрече, Энцо! – Приобняв на прощание старика, я поспешно устремился к лестнице.

– Помни, что я сказал тебе, Бенни! – крикнул мне вслед Энцо. – Не ведись, как старина Бо. Выбирай подходящую девчонку.

* * *

Я пришел в «Шимми» вечером в понедельник. Сцена была темной. Бар работал, за несколькими столиками сидели клиенты, но по залу разливалась музыка только из проигрывателя-автомата. Я сказал Эстер Майн, что приду, и не пришел. А мне так не хотелось выглядеть в чужих глазах человеком, говорящим одно, а делающим другое.

– Ральф здесь? – спросил я мужчину за барной стойкой.

– Не-а. По понедельникам у него выходной.

– А группа? «Майнфилд»? Когда они снова играют?

– Теперь только в четверг.

Во взгляде бармена я различил отчаянную попытку меня узнать и отошел, не сказав больше ни слова. Атмосфера в «Шимми» показалась мне такой же удручающей, как в спортзале Энцо.

Во вторник мы с отцом, сидя рядом на диване, смотрели результаты голосования. Прогнозы менялись от участка к участку, но, судя по опросам накануне, Кеннеди опережал соперника с небольшим отрывом по числу голосов избирателей. CBS объявила об уверенной победе Никсона – шансы на то, что он одержит победу, были якобы сто к одному. Меня это не волновало, но отец напрягся. В девять мы пошли в «Ла Виту», там проходила тематическая вечеринка, посвященная выборам. Стены и стулья были задрапированы флагами, а пританцовывавшие девушки в котелках Дядюшки Сэма угощали гостей пирожками, усыпанными звездами. Отец дежурил, а я под конец вечеринки – уже на рассвете, когда результаты предвыборной гонки все еще не были объявлены, а музыканты, развлекавшие гостей, вконец выдохлись, – заменил их пианиста. Зал опустел после того, как Калифорния проголосовала за Кеннеди, обеспечив ему большинство в Коллегии выборщиков. Тони-толстяк повез Сэла домой, а мы с отцом, прежде чем направиться домой, позавтракали в «Чарли». Отец сидел с посеревшим лицом, его руки дрожали всякий раз, когда он поднимал чашку. Я воздержался от комментариев, но решил поговорить с Сэлом. Меня отец не стал бы слушать. Да и Сэла, скорее всего, тоже. Но выглядел он действительно плохо.