Паранойя. Почему я - Полина Раевская Страница 17

– Не злись, маленькая.

– Я не злюсь, Серёж, просто… соскучилась сильно.

– Я тоже соскучился. Хочешь, приеду за тобой и сегодня же улетим в Москву?

– Хочу. Но я с охраной. Давай уж, потерпим денёк, зато потом без всяких нервяков проживем неделю.

– Иногда мне кажется, что это тебе сорок, а мне – восемнадцать, – в который раз поражаюсь её благоразумию.

– Тебе бы я точно больше не дала.

– Чёт как-то звучит не очень воодушевляюще, – подкалываю её. Настька, сообразив, что сказала, начинает смеяться.

– Ну, как говорится, если каждому давать – поломается кровать.

– И не только кровать. Ноги, например, ещё, шея, – предупреждаю шутливо.

– Ужас. Ладно, давай закругляться, а то девочки на меня уже косо смотрят, весь вечер на телефоне.

– Лады, напиши, как приедешь домой.

– Хорошо, целую тебя.

– И я тебя, малышка.

Закончив разговор, закуриваю ещё одну сигарету и с удовольствием затянувшись, смотрю на загорающиеся в небе звезды. Хорошо так…  Пока за спиной не раздаётся Ларкин ядовитый смешок:

– Вот значит, каких у тебя «дел по горло».

Приехали… Только её истерик мне для полного комплекта не хватало.

Теперь вот выкручивайся, импровизируй, воображение напрягай.

Если честно, в падлу как-то.

Ну, а что делать?

Что делать – ах, что делать… Тоже мне, Гамлет, принц Датский, недорезанный. Думать надо было головой, а то ишь любовь у него.

Кое-как сдерживаю крутящий на языке мат и, втянув с шумом воздух, поворачиваюсь к Ларке.

Несколько долгих секунд она смотрит мне в глаза. Не знаю, что пытается высмотреть, но меня эта попытка пристыдить раздражает.

Потому что да, как ни крути, не красиво. Не люблю я без особой надобности жену обижать. Но, мать её так, она же упорно лезет на рожон.

Вот чего, спрашивается, добивается? Для чего следит, подслушивает? Какой в этом смысл, если в конечном счёте, все равно проглотит и сделает вид, что ничего не было?

– Ну, и что ты хочешь от меня услышать? – не щадя, спрашиваю прямо.

А какой тоже смысл церемониться?! Сама выпрашивает, у меня же корчить из себя артиста погорелого театра нет настроения.

К счастью, Ларка не ахает в притворном возмущении. Ухмыляется зло и подходит почти вплотную, продолжая сверлить меня пристальным взглядом.

– От тебя, Долгов, ничего, – язвит, растягивая губенки в наигранной улыбке. – Просто шалаве своей объясни, чтоб незаметней была и когти при себе держала, а то смотреть тошно на эту пошлятину.

Она недвусмысленно переводит взгляд на мою шею. Я же впервые, как ни странно, соглашаюсь с её претензиями, ибо так демонстративно палиться – совсем уж наглость. Правда, следующая фраза тут же на корню убивает мою, не ясно каким чудом проснувшуюся, совесть.

– Да и тебе советую поостеречься, пока я не подала на развод, и не продала свои десять процентов Назарчукам. Посмотрим тогда, как ты запоешь, когда у них будет контрольный пакет акций.

Охренел ли я? Не то слово.

Нет, Ларка мне всегда чем-то грозила, а уж разводом так вообще – хоть рингтоном ставь на её имя. Но никогда в ее угрозах не было ни единого намёка, что однажды она может ударить в спину.

Поэтому это наглое заявление, да ещё именно тогда, когда против меня все шакалье сбилось в стаю, выводит из себя настолько, что от накатившего волной бешенства перед глазами начинают полыхать красные всполохи.

– Твои десять процентов, значит? – вкрадчиво уточняю, оскалившись. Ларка, взглянув на мою перекошенную рожу, бледнеет. Видимо, сообразив, наконец, что зарвалась, но остановить во мне тикающую бомбу уже не под силу даже мне самому. – А ты ничего не попутала? Тебе может напомнить, кто эти десять процентов заработал и почему тебе дал?

– А может, тебе напомнить кое – что? – огрызается дрожащим голосом и окончательно выводит меня из себя. – Не помнишь, чью квартиру ты продал, чтобы купить акции своего проклятого завода?

Если меня можно было довести чем-то до неконтролируемого состояния, то это была именно та самая тема. Тема сыгравшая, можно сказать, роковую роль в нашем браке.

– Та-ак, и чью же квартиру я продал? – тяну, едва сдерживая клокочущий в груди гнев.

– Не прикидывайся. Ты моей матери и её сёстрам за бабушкину квартиру копейки заплатил. Так что, да, мои! И не жалкие десять, а как минимум двадцать пять процентов!

– Да ты что?! – взрываюсь гомерическим хохотом и тут же, захлебнувшись многолетней злобой двадцатилетнего пацана, которого на*бывала собственная теща, ору. – Ты, тварь такая, охренела что ли совсем? Копейки я им заплатил…

– А что, не так что ли было? – орёт Ларка в ответ.

– Да откуда ты можешь знать?! Ты, бл*дь, всю молодость проспала на ходу, пока я ишачил, как проклятый! Похеру тебе было до всего! Лишь бы тебя не трогали.

– О, не волнуйся, из тебя такое говно лезло из-за этой квартиры, что спать на ходу, как ни старалась, не получалось. Ты же каждый день, сука, мне нервы мотал! Обманула его теща, понимаешь ли, бедненького. Да ты себя слышишь вообще? Кто тебя, морду беспредельную, мог обмануть?

– Ты – идиотка просто, поэтому ни черта понять и не можешь! Я к твоей матери относился, как к семье! Если бы знал, что она – такая алчная тварь, конечно, не церемонился бы, но мне было двадцать три года! Я ни черта не знал в этой жизни, кроме того, что чужие могут меня обмануть. Вот только оказалось, что свои делают это с особой наглостью, –  усмехаюсь, вспоминая весь этот дурдом и себя – наивного дуралея.

Я ведь и правда верил их семейке. А история довольно банальная: я начал зарабатывать, но не столько, чтобы сразу купить квартиру. У тещи же, как раз, умерла мать, и оставила ей на троих с сестрами двушку. Подумав, я решил, что родня пойдет навстречу и согласится продать ее мне в рассрочку. Денег в стране ни у кого не было, купили бы ее не скоро, а жить на что-то надо было. За полгода, крутясь, как белка в колесе, я выплатил доли тещиным сестрам. Да, не всегда деньгами. Техникой, мебелью, машинами, шмотками… Что получалось урвать – тем и платил, но это были не «копейки», поэтому Ларкины тетки без претензий переписали свои доли.  Казалось бы, можно выдохнуть. Уж с тещей -то проблем не возникнет. Все-таки, как- никак, родная дочь и внучка будут жить, но не тут-то было. Эта сука, впервые почувствовав запах денег, начала мутить воду и требовать каждый раз еще, и еще. Я бы послал ее на хер. В конце концов, никому бы она свою долю не втюхала, но именно в это время началась вся эта песня с приватизацией предприятий, и надо было рвать когти, покупать акции. Я чувствовал, что дело выгорит и должен был срочно продать квартиру. Очень удачно нашелся покупатель, но эта тварь, решив содрать с меня побольше денег, просто встала в позу – не продам и все тут. Сколько я потратил нервов, денег, времени – не описать. И после этого Ларка будет говорить, что я должен ее семейке? Похоже, мне в свое время не с лестницы надо было ее мамашу с папашей спустить, а пристрелить к чертям собачьим, может, тогда бы, наконец, до нее что-то дошло, и она не кривила бы передо мной лицо, язвя: