Пленница Вепря - Виктория Волкова Страница 17

— Что тебя так развеселило, милая? — смотрит на меня как на сумасшедшую Вепрь. — Поделись с нами. Мы тоже посмеемся…

— Я подумала, — заливаюсь я нервным смехом. — Если бы я не выкинула букет, то была бы отличная эпитафия. «Они жили счастливо и умерли в один день».

— Очень смешно, — криво усмехается Веприцкий. — Ты прям Петросян в юбке. Только скажи, в каком месте смеяться, и я тоже повеселюсь, — бурчит он, еле сдерживаясь от ярости. — Отнесу твой смех на нервяки. Истерика, твою мать, — хмыкает он.

— Обычный черный юмор, — пожимаю плечом я. — Ты просто не врубаешься, — добавляю громко. — Не каждому дано…

— Ну конечно, — сипло бросает он и сжимает мне руку. Не больно, но неприятно. Кажется, этот человек прекрасно осознает свою физическую силу и может точно рассчитать захват или удар.

— Не рыпайся, — предупреждает сквозь зубы. — И если знала о взрывчатке, молись.

— А если понятия не имела, могу болтать? — негодующе фыркаю я и тотчас же ощущаю, как мои губы сминаются под натиском мужа. А его пальцы деловито расстегивают пуговицы на платье. Я пытаюсь вырваться, но сильные руки Вепря пригвождают меня к кожаному сиденью.

«Еще секунда, и он задерет мне подол, — мысленно ужасаюсь я и чувствую, как пальцы Родиона захватнически пробирается под платье и нахально движется по моей ноге. — Довыделывалась, Майя», — только успеваю подумать, как неожиданно мой дорогой супруг ослабляет объятия. Садится ровно и поправляет рубашку и брюки.

Мне хочется снова сказать Вепрю какую-нибудь гадость, но я только открываю рот, как у него в кармане дребезжит сотовый.

— Да, Маргарита Семеновна, — бурчит он в трубку. — Все хорошо. Мы с Маечкой живы-здоровы. Вот едем в клуб праздновать. Что сказали? — делано переспрашивает он, ухмыляясь. — Взрыв? Да ну что вы! Не дай бог! Это петарды пацаны запускали на радостях. Вот одна и рванула. Ага, салют в честь праздника, — смеется он, притягивая меня к себе. Не прерывая разговора, засовывает руку в вырез платья и совершенно спокойно подкладывает под мою грудь свою ладонь. Я ерзаю, стараясь освободиться из лап Вепря, и одновременно показываю свое недовольство. Но Родион снова переигрывает меня.

— Мне самому не терпится, любимая. Но сначала придется разобраться с терактом. Хорошо, что все остались живы.

— На набережной было полно детей, — шепчу я чуть слышно. — Мне даже страшно подумать, сколько народу бы пострадало… — добавляю я тихо, и тут меня прорывает. Слезы льются из глаз потоком, а тело сотрясается от рыданий. — Там дети бегали, — реву я. — Мальчишки лет пяти, ты видел? Они тоже могли пострадать…

— Все обошлось, милая, — ласково сообщает мне Веприцкий и механическим движением оглаживает спину. — Ты — умница, вовремя прислушалась к интуиции, — шепчет он. — Потом расскажешь, о чем подумала в тот момент, когда решила выкинуть этот дурацкий веник.

— Не знаю, — бормочу я. — Никаких картинок или голосов. Просто захотелось избавиться.

— Я и говорю, что умничка, — воркует Вепрь, целуя меня в макушку. — Ты у нас Майя — спасительница. Интересно, есть такая святая? Нужно заказать иконописцам твой портрет с веником и гранатой.

— Водрузишь на свой алтарь? — бросаю я, прежде чем подумать. И сразу же попадаю под прицельный огонь бешеного взгляда.

— Ты… — рявкает Родион, — ты… — повторяет негодующе и сильно стискивает в ладони мою плоть.

Я вскрикиваю от боли и пытаюсь вырваться.

— Идиот, — шиплю чуть слышно. — Садист поганый…

— Извини, чижик, — искренне раскаивается Веприцкий, тут же выпростав из декольте свою руку. — Я не хотел. Но больше не упоминай всуе.

— Как скажете, мой господин, — фыркаю я и, смерив Родиона недобрым взглядом, отворачиваюсь к окну.

«И с этим придурком мне жить год?! — мысленно сокрушаюсь я. — Год! Твою мать! Но все лучше так, чем объяснять очевидные вещи. Родиоша если вбил себе что-то в башку, то никак не переубедить. Какой Вепрь? Баран!»

Мы приезжаем в клуб в разгар дня. И сразу попадаем в необычную тишину. Это по ночам тут вовсю гремит музыка и народ толпами тусуется от барной стойки к танцполу. Зато сейчас пустые залы и выключенные софиты больше напоминают заброшенную усадьбу. Когда все еще на местах, но уже безлюдно. Я будто со стороны внимательно смотрю на подбегающих к Родиону людей. Бедолаги не знают, сочувствовать нам или поздравлять.

— Через десять минут жду всех у себя, — рявкает Родион и тут же, криво усмехнувшись, бросает небрежно: — Пожрать найдется что-нибудь? Кухня уже работает? Пусть хоть бутеров нарежут, — приказывает он и, крепко сжимая мою руку, отправляется в свой кабинет. Я как послушная девочка шагаю рядом.

— Если хочешь отдохнуть, — бурчит Веприцкий, как только за нами закрывается дубовая дверь кабинета. — Тут есть комната отдыха. Можешь часок вздремнуть или просто полежать, пока менты заявятся. Потом начнут по десять раз одно и то же спрашивать.

— Полиция? — изумляюсь я. — Из-за взрыва?

— Ну да, — недовольно хмыкает Родион. — Проходи, устраивайся, — он делает шаг в сторону и распахивает дверь, замаскированную под шкаф.

Мне хочется упрекнуть его. Заявить, что я ни за что не лягу в постель, где он кувыркается с левыми девицами. И кашлянув негромко, я с вызовом смотрю на него.

— Если ты тут с бабами кувыркался, я лучше на табуретке посижу, — фыркаю я. — В одной койке с твоими лебедями я лежать не собираюсь, — добавляю строго, будто сама нравственность и добродетель.

— Не лежи, — равнодушно пожимает он плечами. — Мне-то что… Табуреток у меня нет, к сожалению. Поэтому сама найди, где приткнуться. Мы тут пробудем долго. Постель, кстати, свежая застелена, — добавляет Родион. — Ежедневно меняют.

Положа руку на сердце, мне хочется заржать в голос. Великий и страшный Вепрь проговорился, будто мальчишка. И даже не подумал хотя бы соврать…

«А кто ты ему? — напоминает мне внутренний голос. — Недоразумение ходячее, да и только…»

— Ну так что? — криво ухмыляется Вепрь. — У меня скоро совещание, милая, — произносит он нетерпеливо. — Не хочешь лежать, сейчас велю перенести для тебя кресло, — кивает он в сторону моего прежнего пристанища. — Дома ты спокойно спала в моей постели и никаких требований не выдвигала, — рычит Родион. — Что сейчас на тебя нашло? — раздраженно интересуется он и, покосившись на часы, закрывает дверь прямо перед моим носом.

— Сиди здесь, — слышу я резкую команду, и тут же проворачивается ключ в замке. Я ошарашенно пялюсь по сторонам.

«Классно придумано, Родиоша, — свирепею не на шутку. — Я тебе что, рабыня Изаура?»

Но и стучать в толстую дверь, совмещенную со шкафом, толку мало. Я без сил опускаюсь на кровать, а через минуту ключ в замке поворачивается снова. Наглый и грубый человек, за которого я несколько часов назад вышла замуж, возвращается.

— Тут сортир, — открывает он ничем не приметную панель и являет мне сверкающий огнями и зеркалами санузел. — А тут, — открывает другую, — тренажеры. Хочешь, завались спать, прими ванну или растряси жиры. Тебе полезно, — бурчит он недовольно. — А мне придется разбираться в этом навозе с твоим веником, дорогая. Завтра летим к англосаксам, поэтому все дела нужно уладить сегодня. Да, и вот что, — чешет коротко остриженную башку и, подойдя к двери, зовет кого-то. В комнату вплывает блондинистый мальчик с ирокезом на голове и с подносом в руках. Молча выставляет на журнальный столик закуски и пару тарелок под блестящими крышками. И так же не сказав ни единого слова удаляется.