Плохая хорошая жена - Вера Колочкова Страница 16

Катька трещала в трубку так торопливо и перепуганно, что Вероника с трудом только и уловила — с мамой случилось что-то совсем уж из ряда вон. Что-то такое случилось, что надо все бросать и лететь туда, в Востриков переулок, надо исполнять, хочешь не хочешь, свой обязательный дочерний долг, куда ж от него денешься…

Она и полетела. Свободных машин в этот час в фирме не оказалось, пришлось брать такси. Да еще, как назло, проклятое это такси застряло довольно плотно в пробке, и Веронике пришлось довольствоваться короткими Катькиными сообщениями с места событий, звучащими в ее мобильнике, как сводки с театра военных действий: приехала «Скорая»… говорят, инсульт… мать твоя орет на них, как недорезанная… ой, Верка, они уехали… а мать… мать твоя осталась…

Веронику от этих Катькиных сообщений только потрясывало мелкой и противной дрожью. Ей даже казалось, что и все вокруг только и делает, что мелко и дробно приплясывает перед ее глазами, и никакого сладу с этим противным дрожанием не было. И руки дрожат, и перед глазами дрожит, и ручка двери в квартиру ходит из стороны в сторону — попробуй за нее уцепись…

— Господи, Верка! Ну наконец-то! — кинулась к ней из маминой комнаты перепуганная Катька. — «Скорая» минут десять как уехала…

Вероника со страхом, дрожа всем, что только умеет дрожать в человеческом организме, — коленками, ладонями, сердцем, горлом, — обреченно вошла в материнскую комнату и тихо остановилась у кровати. Мать лежала на спине, вытянувшись в струнку, и отрывисто постанывала, засыпая. Голова ее была чуть запрокинута на подушках, лицо было серым и ко всему равнодушным, седые пряди волос жалобно обвисли вдоль морщинистых щек. Чуть приоткрыв один глаз, мать внимательно, на секунду всего, уставила его на Веронику, но тут же веко ее плотно сомкнулось.

— Уснула… — тихо прошептала за Вероникиной спиной Катька. — Они ей уколов каких-то накололи… Хотели с собой забрать, да она не дала…

— Почему? — резко обернулась к Катьке Вероника. — Почему не дала?

— Откуда я знаю? Не дала, и все. Не поеду, говорит, никуда. У меня, говорит, дочь есть… Она лучше, говорит, меня на ноги поднимет, чем больницы ваши… Я, Верк, им объясняла, что лучше забрать, умоляла даже, а что толку? Сама ж понимаешь, ей уже под семьдесят… Сейчас и молодых-то на «Скорой» не шибко увозят…

— Господи, Катька, что же это… Она ж вроде и не болела никогда… Да что же это… Нет-нет, тут ошибка какая-то…

— Господи, Верка, да ты дрожишь вся! Пойдем, я тебя хоть чаем напою! Пойдем. Меня и саму трясет. Пусть она поспит. И успокойся, ради бога. Хотя чего это я — успокойся… Уж какое такое тут может быть спокойствие…

Вероника послушно развернулась, вышла на цыпочках вслед за Катькой на кухню, без сил опустилась на стул. Катька суетливо передвигалась у нее за спиной, заваривала свежий чай, звенела чашками-ложками и трещала без умолку, бестолково возвращаясь и возвращаясь в своем сумбурном рассказе все в одну и ту же исходную точку:

— Нет, ну ведь ничего такого с ней необычного не происходило, Верка, ей-богу… Все, все как всегда было! Стояла себе за этим вот столом, морковку для супа терла… Она всегда много морковки в любой суп кладет… Я как раз с работы заявилась, на кухню притопала, кошелку с продуктами в холодильник выгружать начала. Я ж к Костьке в армию собираюсь поехать, я тебе говорила… Ну, вот и запасаюсь вкусностями, чтоб ему повезти. А она на меня посмотрела так искоса, фыркнула, конечно, и снова свою морковку трет. Ну, потом еще наехала, как обычно, что я с утра сковородку грязную в мойке оставила. Занудно так наехала, потарахтела размеренно-ровненько, точно как морковкой своей по терке. Ой, да чего я тебе рассказываю, ты и сама знаешь, как она это умеет. Вот… А потом она суп на плите помешала и к себе ушла. И вроде как затихла — надолго так. Я еще подумала: чего это она суп свой на полпути бросила? Выкипит же. А потом вдруг слышу — хрипит будто кто в вашей комнате. Заглянула — а она на полу лежит, руки так страшно к двери тянет и хрипит… Я залетела, стала поднимать ее с перепугу, а потом чувствую — что-то вроде не то я делаю. Ой, и струхнула же я тут, Верка! Думаю, помрет сейчас наша Александра Васильевна, не дай бог. Стою над ней и не знаю — то ли тебе звонить, то ли в «Скорую»? Тебе-то, конечно, хрен бы я сразу дозвонилась — рабочий твой занят, как обычно, а мобильник тоже дурь какую-то свою выдает вроде того, что абонент вне зоны доступа. А вот «Скорая», поди ж ты, тут же примчалась! Я и не ожидала от них такой прыти. А потом они долго вокруг мамы твоей суетились. Все чего-то измеряли аппаратами разными, спорили-советовались да уколы всякие тыкали. Хорошие такие мужики-врачи попались, добросовестные. Поначалу и впрямь хотели ее с собой забрать, а она оклемалась немного и говорит: нет, мол, ребята, не поеду я в больницу. Спасибо, говорит, вам, а только я дома останусь. Меня, говорит, родная дочь лучше на ноги поставит, чем врачи в вашей больнице. Представляешь, Верк? Так им и объявила, и все тут. А медикам чего? Раз так, им тогда и наплевать. Не хочешь — не езди. В бумажке только распишись, как полагается, и загибайся себе на здоровье. Они и подались себе к выходу, довольнехонькие, что такую тяжелую тетку на носилках до машины переть не придется. Так что устроила тебе, выходит, Верка, мать очередную козу. Ты уж прости, что я так говорю, конечно. Даже и не знаю теперь, что тебе и присоветовать в такой ситуации…

— Катьк, а инсульт — это что такое? — подняла на подругу растерянные глаза Вероника. — Это когда сердце останавливается, да?

— Нет. Сердце — это когда инфаркт. А инсульт — это же паралич, глупая… Ты что, до сих пор еще не врубилась, что ли?

— Как это — паралич? Что это? Она что, вставать не сможет, да? Я не понимаю… Не понимаю, Катька… — отчаянно продолжала талдычить Вероника, хотя давно уже до нее дошел смысл этого ужасного слова, и только сознание никак не хотело впускать его в себя, до сих пор старательно от него отмахивалось, как от ненужной, неприлично-нехорошей информации. Ей даже казалось, что и в голове у нее все заморозилось на время, чтоб не принимать в себя эту новую информацию. Что надо просто посидеть вот так тихонечко, слушая Катькин глупейший лепет, а потом все само собой и устроится, и окажется все сущей неправдой… А мама там, в комнате, сейчас поспит, и встанет здоровой и невредимой, и пойдет доваривать свой суп с морковкой… Ну может, и не сразу встанет, конечно… Может, еще полежит немножко…

— Верка, так ты и впрямь не до конца поняла, что произошло-то? — продолжала свои жалостливо-пытливые вопросы Катька, дергая ее за рукав пиджака. — Твоя мать парализована, слышишь меня? Врачи сказали, нижняя половина тела. Это еще спасибо, что руками она двигать может. Есть ложкой сама будет… Эй, Верка, очнись! Смотреть на тебя страшно. Слышишь, у тебя мобильник в сумочке надрывается? Давно уже, кстати…