Караоке вдвоем: Хмельная страсть - Мария М. Павлова Страница 16

Гена перестал свистеть. Маше показалось, что он готовится что-то сказать именно ей, сказать нечто очень важное, и она напряглась, пугаясь того, что сейчас, может быть, услышит…

— Машка, — начал Гена, — помоги мне, если можешь. Так получилось, что проигрался я, начисто…

Маша вздрогнула, возвращаясь в реальность, и тяжело вздохнула:

— Ты понимаешь, в какое положение ставишь меня? Павел с ума сойдет!

— Сойдет, обратно вернется, с тобой разве можно по-другому? — грустно посмотрел на Машу Геннадий. — Эх, Машка, если бы мы с тобой тогда…

Вот оно! Но Маша уже перешагнула опасную черту, перешла в другую плоскость сознания. Поворот их беседы показался ей сейчас почти забавным. Во всяком случае, тревога ее поутихла. И нежность перестала размягчать ее податливое сердце.

— В память о прошлом, на вот, возьми. Будет возможность — вернешь. — С этими словами Маша вынула из ушей тяжелые золотые серьги и протянула их Геннадию. Тот, ничуть не смутившись, повернул руку ладонью вверх и взвешивающим жестом покачал украшение, словно примеряясь к чему-то невысказанному.

— Маш… Ты не думай, я не какой-нибудь… содержант. Я верну, как только будет возможность.

— Угу… Вернешь. И ничего я не думаю, вот еще глупости. Иди уж… преданье старины глубокой, дела давно минувших дней… — Она почти развеселилась.

— Я тебя провожу. — И Геннадий заторопился, не поспевая за торопливыми Машиными шагами.

— Такси! Такси! — помахала рукой Маша, выходя на площадь. От длинной вереницы машин отделилась одна и подкатила к ним. Покопавшись в кошельке, она обнаружила всего двадцать египетских фунтов.

— Отель «Хилтон» ю кэн? — тем не менее решилась она.

— Соти паундз, мэм…

— Твенти!

— Маш, не повезет он сейчас за двадцать фунтов, тридцать просит! — пробурчал Геннадий из-за ее спины.

— Май хасбенд элоун! — чуть не плача, прошептала Маша, не желая так легко сдаваться.

— Перестань, разве этим его проймешь?

— Хэв ю вайф? — пытала Маша арабского мужичка за рулем. — Имеджин! Ер вайф ин хоум, элоун! Ер вайф край! — убеждала она водителя, рисуя перед ним берущую за душу картину: одинокая любящая женщина одна дома в слезах.

— Машка, да брось ты… — урезонивал ее Гена.

— Ес… — вдруг решительно произнес шофер, — сит даун плиз, ай реди фо ю! Твенти паундз фо ю!

Маша, бормоча слова благодарности, полезла в салон. Вслед за ней на сиденье плюхнулся удивленный и обрадованный Гена.

— Бат, фо ю… — помахал пальцем водитель перед носом Геннадия, — соти паундз!

— Вот козел… — вполголоса посетовал дайвер и притих. А Маша поняла, что обычному работяге вполне по уму и по силам посочувствовать настоящей искренней просьбе, не надо только стыдиться своего чувства… и дело тут даже не в деньгах…

Они подкатили к отелю. Весь подъезд к нему перегородил сверкающий «бентли». Гена вжался в сиденье и не спешил выходить.

— Приперлась… и здесь нашла, — процедил он и нехотя выбрался из машины. — Знакомься, Маша, то есть вы ведь… Маша, это Мила… моя бывшая… — Гена поворачивал голову, переводя взгляд с Маши на стройную, яркую женщину.

Женщины смотрели друг на друга, не обращая внимания на Геннадия.

— Кстати, не подадите ли тридцать сребреников юродивому, исключительно заплатить за такси? — напомнил о себе Гена и просительно наклонил голову перед экс-супругой.

Мила, продолжая смотреть на Машу, рывком сунула Геннадию несколько купюр. Тот удалился, оставив дам наедине. Первой нашлась Маша:

— Милка?! Сколько лет, сколько зим! Тебя и не узнать!

— Слушай, а… пошли куда-нибудь посидим, поболтаем?

— Давай. Через полчасика! Ладно?

В номере, обнаружив спящего Павла, Маша тихонько пробралась под душ, заново переживая все перипетии вечера, и, переодевшись, выскользнула за дверь. От всего происшедшего ей было немного не по себе, но время разбираться в своих чувствах еще не пришло.

Геннадий, оставшись один, проводил взглядом женщин и скрестил руки на груди. Постоял задумчиво, сунул руки в карманы и нащупал там нечто заставившее его оттаять лицом.

— Ну и… обойдусь как-нибудь без вас, дорогие мои… — И он решительно направился к светящейся вывеске с изображением пары желтых игральных костей.

Мила ждала Машу в ночном ресторанчике на территории отеля. Расположившись в креслах за столиком, они не спеша начали изучать друг друга. Маша чувствовала напряжение, исходящее из самого сердца, но объяснить его причину не могла. Странно, что эта сердечная тягостность возникла у нее еще в тот самый момент, когда она увидела Милу. Это ощущение было двояким. С одной стороны, ее смущала невинная сцена происшедшего сегодня между ней и Геннадием, с другой — она чувствовала что-то еще, и это что-то волновало Машу даже больше, чем воспоминания молодости, связанные с Геной.

— Маша, прости меня за то, давнее, если сможешь, конечно.

— У меня нет обиды на тебя, Мила. Да, собственно, и никогда не было, — искренне ответила Маша.

— Ну вот и ладненько, — оживилась Мила и заказала бутылку «Совиньон» во льду. — Мы с Геной, чего уж там, знавали и лучшие времена…

— Как твой бизнес? — решила Маша перевести разговор на более конкретную вещь.

Мила протяжно вздохнула и пригубила из бокала, заботливо налитого официантом.

— Хорошо идет мой бизнес, Маша, у меня хватает средств, чтобы нанять толковых людей для работы, кстати, есть и русские, причем не хуже французов. А Генка — дурак! — вдруг ни с того ни с сего заключила она и сделала пару больших глотков из бокала.

Маша тоже отхлебнула из своего.

— Чего ему не хватало?! Почему все ему не так? Скучно. Он все время ждет каких-то вышних откровений! А еще вбил себе в голову, что непременно должен быть первым добытчиком в семье. Ему покою не дает то, что я успешнее его в делах. Вечно ноет. Если бы это ему не мешало, да если бы то ему не препятствовало…

Маша подалась вперед, внимательно слушая Милу, понимая, что обязательно нужно, чтобы кто-то выслушал ее.

— А ты как с Павлом? Любит он тебя? — неожиданно спросила Мила.

«Что это она вдруг?» — вспыхнуло у Маши в мозгу.

— У нас с Павлом… все очень хорошо! Лучше и быть не может! — горячась, ответила она и хватанула из бокала изрядное количество спиртного. Голова ее закружилась. В висках застучали молоточки. Маша едва сдержалась, чтобы не закричать: «Да нет же, нет! Павел не бычок какой-нибудь! Его нельзя вот так просто взять и увести! Задурить голову на какое-то время, наверное, можно, но чтобы насовсем? Нет!» Сердечко ее путалось в нехороших подозрениях.

— Да твой он, твой! Без ума от тебя… — прошептала Мила, как показалось Маше, с горечью, и опустошила бокал, который тут же был наполнен снова. Маша взяла со стола свой и тоже осушила до дна.