Последняя любовь Скарлетт - Джулия Хилпатрик Страница 16

Дело в том, что мистер Коллинз давно уже, лет сорок, если не больше, страдал стариковской бессонницей – она началась у него еще в 1864 году, во время осады Кливленда, после того, как он не спал трое суток, проведя их на передовой, а потом, оглушенный взрывом, пролежал в полузасыпанном землей окопе.

Конечно же, Джонатану совершенно не хотелось спать в эту теплую июньскую ночь – ему хотелось поговорить, а благодарных слушателей его россказням о старинных американских обычаях и певчих птицах в доме не было – с наступлением темноты все домашние, включая жену, миссис Коллинз и даже слуг, бежали от хозяина особняка, как от зачумленного…

Да, что ни говори, а отставного полковника можно было понять…

Разумеется, ни Ретт, ни Скарлетт не могли отказать ему в редком удовольствии продемонстрировать гостям свою необычайную для Сан-Франциско добычу…

* * *

Спустя десять минут Скарлетт и Ретт смотрели на небольшого юркого зверька с темной спинкой и белым брюшком, который, сидя в птичьей клетке, испуганно метался из стороны в сторону.

Коллинз, глядя на горностая, задумчиво повторял – скорее, самому себе, чем собеседникам:

– Даже и не знаю, что мне с ним делать, как и поступить… Не убивать же его… Хотя он, гад, и сожрал несколько коноплянок… А сколько яиц перетаскал!.. Подумать только – такой маленький, а такой прожорливый…

Ретт, обернувшись к жене, с полуулыбкой произнес:

– Знаешь, столько раз видел эту знаменитую картину «Дама с горностаем», но самого зверька так близко еще ни разу не видел…

Внимательно посмотрев на собеседника, мистер Коллинз спросил:

– А вам что – действительно так нравится эта картина?..

Ретт кивнул.

– Нравится?.. Не то слово… Я просто влюблен в нее… Знаете, – он улыбнулся, – мне иногда кажется, что дама, которую запечатлел Леонардо, чем-то похожа на мою Скарлетт… Только она, – он вновь улыбнулся, – она еще прекрасней…

Джонатан предположил:

– Любите искусство?.. Наверняка, не меньше, чем я люблю птиц…

– О, да… Только настоящее, искусство старых мастеров, а не все эти модерновые штучки разных там кубистов, фавистов да еще черт знает кого…

– Целиком с вами согласен… Я тоже ничего не понимаю в этой мазне…

В разговор вступила Скарлетт.

– Да, Ретт очень любит хорошую живопись и старые гравюры… Недавно он приобрел настоящего Дюрера. В последнее время у него появилась настоящая мания – он собирает картины старых мастеров… Впрочем, не только их – мой Ретт, так же как и вы, просто влюблен во все, что только напоминает о старой доброй Америке, во все то, что теперь называют «антиквариатом»…

Скарлетт по вполне понятным причинам умолчала, что Реттом в этом увлечении движет скорее меркантильный интерес, чем действительно любовь к искусству…

Джонатан слушал миссис Батлер внимательно, но с едва уловимой улыбкой.

– Вот как?.. Та продолжала:

– Конечно, его мечта – иметь в своей коллекции «Даму с горностаем»…

– Короче, – сказал Джонатан, склонив голову на бок, – короче, сэр, дама у вас уже есть…

Ретт скромно улыбнулся.

– Да…

– Остается найти горностая…

Ретт сдержанно улыбнулся.

– Наверное, вы правы…

Немного поразмыслив, Коллинз скромно улыбнулся и произнес:

– Мне кажется, я вполне могу разрешить ваши трудности, мистер Батлер…

– Действительно?

Коллинз протянул ему клетку.

– Это – вам…

Повертев клетку с притихшим уже зверьком в руках, Ретт недоуменно спросил:

– Ну, и что же я теперь буду с этим делать?..

Батлер сделал ударение на слове «этим», словно давая таким образом понять, что этот горностай также далек от совершенства, от того горностая, который изобразил на своей картине Леонардо, как и все современное искусство от зрелого Реннисанса…

Однако Коллинз явно не понял хода мыслей своего собеседника.

– Ну как это что?.. Вы ведь сказали, что ваша заветная мечта – иметь «Даму с горностаем»… Даму и горностая. Ваша дама, очаровательная миссис Скарлетт Батлер, насколько могу судить, ничем не хуже, чем у Леонардо да Винчи… Остановка была за горностаем – вы и его получили…

И мистер Коллинз беззвучно засмеялся, очень довольный своей шуткой…

Делать было нечего – в сдержанных движениях поблагодарив хозяина за столь необычный подарок и, еще раз – за великолепный вечер, Ретт и Скарлетт, взявшись под руки, пошли в направлении своего дома…

Скарлетт, крепко держась за мужа, растерянно смотрела на сетчатую клетку, которую муж нес в руке.

– Не представляю, что мы с ним будем делать, – произнесла она.

Ретт беспечно махнул рукой.

– Будет жить у нас…

Скарлетт, обходя большую лужу, блестящую на влажной после вечернего июньского дождя мостовой, черной, как антрацит из вирджинских копей, на минуту выпустила руку своего мужа.

– Вот как?..

– А почему бы и нет?.. Ведь многие держат котов, сусликов… Некоторые любят барсуков, енотовидных собак и морских свинок. Есть чудаки, которым нравятся какие-нибудь экзотические твари, вроде крокодилов или змей… Почему бы нам не завести горностая?.. Во всяком случае – благородно… Ничем не хуже кота и уж наверняка получше, чем какая-нибудь морская свинка.

Скарлетт с сомнением посмотрела на клетку в правой руке Ретта.

– А какой от него толк?..

Ретт сдержанно заулыбался.

– А зачем?..

– В смысле?..

– Не понимаю, почему ты всегда и во всем постоянно ищешь какой-то смысл?..

Скарлетт непонимающе посмотрела на него.

– Неужели непонятно?..

– Нет.

До дома, в котором они жили, оставалось на более нескольких сотен футов. Они подошли к газовому фонарю и почему-то вместе остановились. Ретт, поставив на булыжную мостовую клетку с горностаем, посмотрел в глаза Скарлетт и улыбнулся.

– Так объясни же мне, почему в каждом поступке я должен видеть какой-то смысл?..

Скарлетт откашлялась.

– Пойми, дорогой… Каждый поступок имеет свой смысл…

Ретт неожиданно перебил ее:

– Очень часто поступки не имеют никакого смысла… Это иногда касается и меня… и тебя, дорогая…

Скарлетт сделала вид, что не расслышала этой язвительной реплики.

Она продолжала все тем же тоном: