Зловещая тайна - Барбара Картленд Страница 16

— Но если он не будет столь удачлив, тогда мистер Уорлингем унаследует все, — сухо заметил лорд Валкэн.

— Вот именно, — согласился лорд Милборн.

— А как он выглядит? — спросила Кэролайн.

— Боюсь, что не имел удовольствия с ним познакомиться, — с улыбкой ответил лорд Милборн. — Я помню его отца. Это был смуглый, ужасно вспыльчивый человек, постоянно страдавший от подагры, из-за которой вечно пребывал в ярости. Но его сына я не видел. Не удивлюсь, если узнаю, что он избегает меня — так же как я — его.

— И вы действительно думаете, что это он убил мистера Розенберга и хотел подстроить так, чтобы за это арестовали лорда Брекона? — в крайнем волнении спросила Кэролайн.

— Ну, Кэролайн, не пытайся приписывать мне слова, которых я не говорил, — пожурил ее лорд Милборн. — Я только сказал, что имею некоторые подозрения, но не больше.

— Не надоедай его светлости, Кэролайн, — сказал лорд Валкэн. — Не знаю, куда запропастилась твоя мать.

Поднимись наверх и постарайся ее найти.

Кэролайн послушалась. Но когда маркиза, которая замешкалась, руководя сборами, спустилась вниз, Кэролайн ушла к себе в спальню и долго стояла у окна, глядя на море.

Лорд Брекон был в опасности. Один раз она его спасла: ведь если бы у него в ту ночь не было алиби, ему было бы трудно доказать, что он непричастен к убийству Айзека Розенберга. Что еще хуже, не уведи она его с вырубки, и его нашел бы сэр Монтегю, а при нем обнаружились бы поддельная записка и письма, которые собирался продать адвокат.

В этом случае ему было бы практически невозможно доказать свою невиновность, и мистер Джервис Уорлингем вполне мог бы рассчитывать, что к нему перейдут и титул, и фамильное имение.

Следует ли ей предупредить лорда Брекона, что в будущем могут повториться подобные попытки? Но как может она написать ему такое письмо и как объяснит, что столько знает, не выдавая, кто она, и не нарушая обещания, данного лорду Милборну? Каким сложным оказалось это дело!

Кэролайн вздохнула. Она никак не могла забыть лицо лорда Брекона. Как он был красив, как силен! Лорд Милборн был прав: в нем было что-то, что делало его другим, непохожим на окружающих, заставляло выделяться среди всех. Но что значит его сила перед предательством! Даже самого сильного человека может низвергнуть мерзкий интриган, который не остановится перед любой низостью и преступлением, лишь бы добиться своего.

«Я должна что-то предпринять», — сказала себе Кэролайн. Но что можно было предпринять, она не знала.

Мысли ее постоянно возвращались к лорду Брекону. Все время, не занятое помощью отцу и матери или разговорами с лордом Милборном, она думала о нем и об угрожающей ему опасности. Не раз собиралась она признаться лорду Милборну в том, какую роль сыграла той ночью, но ее останавливало опасение, что это мало что изменит. Подозрение с лорда Брекона было снято, и единственное, чего она добьется, — это обнаружит свою собственную глупость: ведь она дала себя провести столь явному проходимцу, как сэр Монтегю Риверсби.

Лежа без сна, полная беспокойства, как волны, удары которых доносились снизу, от скал, Кэролайн жалела, что не может никому рассказать о своих трудностях и попросить совета. Она была достаточно честной, чтобы признаться себе, что боится возвращаться в Лондон. Ей не хотелось снова видеть сэра Монтегю, и, хотя она не захотела сознаться в этом миссис Эджмонт, ее тревожили сплетни, начавшие ходить о ней.

Трудно было угадать, что скажет сэр Монтегю.

Вряд ли он открыл бы всю правду: тогда он выглядел бы довольно глупо. Ведь, зайдя так далеко, он упустил добычу в самый последний момент! Если он признается, его засмеют. Но в то же время он мог причинить ей вред, и Кэролайн прекрасно это знала. То, что она поехала с ним одна, после ужина, само по себе уже было таким нарушением приличий, что вызвало бы глубокое осуждение в обществе.

— Я была дурой! — громко произнесла в темноте Кэролайн. Но все же раскаяния в случившемся не было.

Не окажись она в «Собаке и утке», она не встретила бы лорда Брекона. Невозможно было думать о нем и не вспоминать его поцелуй. Это воспоминание заставляло пылать ее щеки , и в то же время ей больно было думать, что он поцеловал Зару — эту странную экзотическую укротительницу тигров — так же легко и, насколько могла вспомнить Кэролайн, с не меньшим энтузиазмом.

С его внешностью и положением в обществе в его жизни должны быть десятки, если не сотни женщин, и горько было вспоминать его слова о том, что они больше не увидятся.

В ту ночь Кэролайн узнала ревность и отчаяние, и наутро, когда она вышла попрощаться перед отъездом в Дувр с отцом и матерью, у нее под глазами легли черные тени. Родители решили, что причиной этому, как и объяснением ее апатии и печали, был их отъезд.

— Постарайся быть хорошей, Кэролайн, — попросила леди Валкэн, отводя дочь в сторону. — Мне очень неспокойно, что мы тебя оставляем, моя дорогая.

— Не тревожься, мама, — ответила Кэролайн, — поезжай, радуйся жизни и как следует выздоравливай. Если ты будешь волноваться, вся поездка окажется напрасной, а папа так ее ждет.

— Я знаю, — тихо откликнулась леди Валкэн.

В капоре, отделанном перьями, она казалась такой молодой и хорошенькой, что трудно было поверить в то, что она — мать семнадцатилетней девушки. Тридцатисемилетняя Серена Валкэн была в расцвете красоты.

Ее лицо, всегда чудесно спокойное, с ходом счастливых лет наполнялось каким-то необыкновенным светом. В этот день Кэролайн впервые взглянула на нее как на женщину, а не на свою мать, и ей стала понятна всепоглощающая любовь и гордость отца.

— Желаю тебе хорошо провести время, мама, — сказала она порывисто, — ты этого заслуживаешь. И можешь совсем обо мне не думать. Со мной ничего плохого не случится.

— Хотела бы я быть в этом уверенной, — тревожно отозвалась леди Валкэн. — Ты такая добрая, Кэролайн, но ты так похожа на отца!

— И что в этом плохого? — спросила Кэролайн, озорно поблескивая глазами.

— Качества, хорошие в мужчине, не так привлекательны в женщине, — ответила ее мать. — Когда твой отец чего-нибудь хочет, его упорство может сломить сопротивление целой армии, и ты такая же. Женщины должны быть мягкими, нежными и уступчивыми, а не смелыми, упорными, отважными и отчаянными.

— А я такая? — спросила Кэролайн.

— Да, такая, — вздохнула леди Валкэн. — Могу еще добавить: порывистая и импульсивная.

— Мама, ты несправедлива! — запротестовала Кэролайн.

— Да, дорогая! Чтобы успокоить меня, обещай, что в мое отсутствие ты будешь стараться быть только женственной. Должно же в тебе быть что-то от меня!

Кэролайн весело расхохоталась:

— Боже, мама, ты удивительная! Я буду скромной и хрупкой и постараюсь влюбиться в кого-нибудь столь же властного, как папа.