Гордая бедная княжна - Барбара Картленд Страница 16

— Так вы видели их вчера? — спросила Долли. — Почему же ты не сказал мне об этом?

— Потому что, как я уже говорил, это было тайной, и чем меньше людей знали бы об их существовании, тем меньше опасности угрожало бы им.

— Я не выдала бы их, — сказала Долли.

— Специально, конечно, нет, — согласился герцог, — но ты могла проговориться нечаянно.

— Послушай, Бак! Ты что, считаешь меня дурочкой? — сказала Долли.

Герцог понял, что она раздражена тем, что к их компании присоединились новые гости, и поэтому напрашивалась на ссору. Гарри поражался тому, что она так глупо ведет себя.

Однако герцог был слишком доволен собой, чтобы придавать особое значение словам и поведению Долли. Оставив ее вопрос без ответа, он сказал:

— Хотя утро и выдалось удачным, но после стольких треволнений, думаю, мы все заслужили вознаграждение! Позвони-ка в колокольчик, Гарри. Не знаю, как вы, но я бы не отказался от бокала шампанского!

— Мне оно нужно больше, чем всем, — воскликнула Долли, — после этой болтанки в лодке, провонявшей рыбой, и после этих тайн, от которых меня отгораживали!

— Мы с герцогом старались проскользнуть незамеченными, когда ехали вчера к русским, — сказал Гарри, — ты же слишком прекрасна, чтобы тебя можно было скрыть, даже если бы мы накрыли тебя чадрой.

Он пытался комплиментами поднять ее настроение, и она, улыбнувшись ему, сказала:

— Однажды я подумала устроить вечеринку, на которой все женщины, кроме меня, были бы закрыты вуалями. Бак не смог бы преодолеть искушение заглянуть под все вуали.

— Он всегда был любопытным, — сказал Гарри, — но на этот раз его любопытство сослужило прекрасную службу.

Ведь благодаря его блестящему плану мы спасли Великого князя и других русских от смерти, к которой приговорили их большевики.

— Это в твоем духе, Бак, — сказал Джордж Рэдсток. — Мне лишь жаль, что ты не посвятил меня в тайну. Эта операция напоминает историю, описанную Филиппсом Оппенгеймом.

— Именно так все и было! — рассмеялся Гарри. — А когда мы прибудем в Каир, у истории окажется хеппи-энд.

— Почему? — заинтересовалась Долли.

— Потому что у князя Ивана есть там друзья, которые, как он надеется, найдут ему работу, а князь Александр собирается вступить в Иностранный легион.

— Иностранный легион! — воскликнула Нэнси. — Как романтично!

Было уже около часа дня, и они спокойно пересекали Мраморное море. Герцог послал Гарри вниз к своим новым гостям передать, что он надеется увидеть их за ленчем, кроме, быть может, Великого князя, поскольку он еще слаб.

Герцог еще утром в лесу увидел, что они сбрили бороды, но он не представлял, насколько элегантно они будут выглядеть, облачившись в модные прогулочные костюмы. Теперь они ничуть не напоминали тех грубых оборванных крестьян, каковыми предстали перед ним вчера вечером в заброшенном доме.

Если не замечать болезненной худобы князя Ивана, то от него вновь исходил прежний шарм и вернулись былые замашки.

Красивым и статным молодым человеком выглядел теперь и князь Александр.

Когда Гарри вернулся в сопровождении князей, герцог вышел навстречу им.

— Позвольте мне приветствовать вас на борту моей яхты, ваше высочество, — обратился он к князю Ивану. — Мы все надеемся, что этот день станет началом новой, более счастливой главы в вашей жизни.

— Мне трудно выразить мою благодарность, ваша светлость… — начал князь.

— И не пытайтесь, — прервал его герцог. — Позвольте представить вам моих гостей.

Он представил сначала Долли, затем — лорда и леди Рэдсток.

Когда он познакомил с ними князя Александра и завязалась общая беседа, герцог обратился к Гарри и шепнул:

— А где же княжна?

— Она хочет остаться со своим отцом. Доукинс уложил Великого князя в постель. Он немного поел и теперь отдыхает.

— Я думал, что Доукинс мог бы присмотреть за ним, пока княжна будет обедать с нами.

— Да, он ей предложил, — ответил Гарри, — но она отказалась. Может быть, она смущается, я не знаю.

— Попроси Нэнси спуститься к ней, — предложил герцог.

Гарри понял, что герцог не хочет делать это сам, и поговорил с Нэнси. Она поспешно удалилась из салона.

Нэнси возвратилась за несколько минут до того, как было объявлено, что обед подан, но княжны с ней не было.

— Она очаровательна, — сказала Нэнси герцогу тихим голосом, — но мы обсудим это позже.

Она взглянула на Долли, и герцог понял, что сейчас не стоит заговаривать о княжне.

Через несколько часов герцог смог выйти на палубу, и Нэнси Рэдсток последовала за ним.

Солнце еще светило, но над морем поднялся сильный ветер, и Нэнси надела теплое пальто с капюшоном, отороченным мехом.

— Я рада, что мы наконец-то покинули Константинополь, — сказала она. — Эта бедность угнетала меня, а при виде опустевших дворцов у меня мурашки пробегали по телу.

— Ты говорила с княжной? — спросил герцог, — Она сказала, что не хочет покидать отца, поэтому не может с нами обедать, — ответила Нэнси. — Но я думаю, были и другие причины.

— Какие?

— Во-первых, после долгого голодания и обильного угощения на яхте она не могла еще обедать.

Нэнси улыбнулась и коснулась руки герцога.

— Ты оказался очень внимательным, Бак. Я никогда, не думала, что ты можешь быть таким деликатным и, сочувствующим чужим страданиям.

— Продолжай, о чем ты начала говорить, — сказал герцог, смущенный ее похвалой.

— По-моему, княжна смущена тем, что ей нечего надеть.

Он повернулся, чтобы взглянуть на Нэнси.

— Но я думал… — начал он.

— Да, конечно. Я предложила ей воспользоваться любым моим платьем. Она приняла только ночную рубашку и сказала, что будет носить то, что имеет.

Герцог с изумлением посмотрел на нее.

— Но как же… — начал он.

Он вспомнил ужасные лохмотья княжны во время ее приезда на яхту и при встрече в заброшенном доме.

— Она сейчас в своем платье, — сказала Нэнси, — которое, наверное, в каком-нибудь 1916 году было ужасно дорогим, но теперь оно изношено, заштопано и смотрится несколько странно. Но это — ее собственное платье.

— Этого и следовало ожидать, — задумчиво сказал герцог. — Тебе надо как-то уговорить ее, Нэнси.

— Я не знаю как, — ответила Нэнси. — Она твердо стоит на своем. «Вы очень добры, леди Рэдсток, — говорит она, — но вы должны понять, что за все эти годы я ничего не просила, не занимала и не крала и не намерена начинать теперь!»