Шанс - Александръ Дунаенко Страница 16

В результате город выглядел полупустым. Ни тебе пробок на дорогах, ни – подозрительных человеческих скоплений, кроме, как в специально отведённых для этого местах.

Над улицами и площадями барражировали вертолёты. На крышах домов сидели снайперы. Среди них, на самом опасном и ответственном участке, – Герой Республики, Кеншилик Найманбаев. Во время одного из последних визитов президента Назарбаева, Кеншилик заметил за километр, как сотрудник дорожной полиции прицелился в машину главы государства. Это потом выяснилось, что любознательный инспектор хотел скоростемером прикинуть, как это Нурсултан Абишевич по нашим улицам нарезает. Ну, Кеншилик его и кокнул. И получил Героя. За проявленную бдительность, за патриотизм и профессионализм.

Тихо и покойно было в дни саммита в Актюбинске.

Я перечисляю все эти события не потому, что они так всецело меня занимали. Сон. Прогулки. Президенты…

Отвлекаясь на них, я старался забыться, уйти от мыслей, которые кололи меня, жгли, не давали покоя.

Можно ли как-то отвлечься от зубной боли?…

Я думал… я вспоминал о… Тоне…

Смысла в этом не было никакого.

Я понимал это ещё тогда, когда мы разговаривали с ней о моём уходе.

Тоня мне нравилась. Но было бы смешно и нелепо представлять, что у нас может получиться какая-то совместная жизнь. Я больше не мог находиться на правах игрушки, а жить в одной квартире с женщиной, которой ты не муж, не брат и не любовник…

У Ремарка в одном из романов описывается встреча женщины с мужем, которого во время войны после ранения комиссовали.

Мужчина жив-здоров, руки-ноги целы, глаза на месте и улыбается даже.

Но увидела его жена, его женщина, и закричала так, как будто сейчас, в эти минуты, узнала о смерти мужа.

Ему на передовой пулей оторвало яйца…

Так вот – я что и думал: Тоня молодая женщина. И ей нужна нормальная жизнь с нормальным мужчиной. Пусть у него не будет руки, ноги, но пусть он будет нормальный. Калека такой категории, как я, не может ни на что рассчитывать.

Нет… Всё-таки странно… Почему я, не имея уже никаких плотских желаний, всё вспоминаю об этой женщине, думаю о ней? Отчего мысли постоянно возвращаются к ней?…

Что ли совсем уже достало одиночество с этим долбаным телевизором и прогулками по родному городу?

А, чтобы не было одиночества, обязательно жить с женщиной?

А ей то от этого будет каково?

Как там: «…но, если бы, любя, ты захотела новых встреч, Я б отказался от тебя, чтобы любовь твою сберечь…».

Конечно, речь в этом стихотворении шла не об отрезанных яйцах, а, скорее, о яйцах действующих, и об их несомненной опасности для молодой девушки, но смысл, однако же, остаётся один – если человек тебе дорог, то откажись от него, даже если он к тебе тянется, во имя его же будущего счастья.

А что, Тоня, бывшая жена моего бывшего школьного товарища, мне дорога?

У нас что, общие интересы?

Да мы ведь не разговаривали даже толком ни разу. Не было ни доверительных бесед, ни откровений.

Просто пожили какое-то время, молча уступая в чём-то друг другу, улыбаясь за общим столом, проспав, обнявшись, несколько странных ночей.

Теперь вдруг оказалось, что всего этого мне стало не хватать. Мне одиноко пить свой утренний кофе. Я долго не могу заснуть, потому что мне хочется, чтобы рядом со мной кто-то был. И не просто кто-то, а именно эта женщина Тоня, которой, как она показывала мне всем своим видом, ничего от меня не надо.

И мне хотелось, чтобы она лежала рядом со мной именно так – без одежд, тёплая и внимательная.

Мне хотелось на спящую неё смотреть долго-долго…

Всё-таки мне доктор чего-то там не дорезал – ведь человеку в моём положении не должно приходить на ум ничего подобного.

И вообще – нужно забыть уже об этой женщине. Как и обо всех женщинах вообще…

В дверь кто-то позвонил. Оля? Нет. Оля сюда уже никогда не придёт.

Не буду открывать. Пропади оно всё пропадом. Глаза бы мои никого не видели.

Вот – странное дело – когда-то от страха перед полуголодной жизнью в подвалах и в колодцах теплотрассы я позволил себя искалечить.

А теперь, сидя в сытости и спокойствии в отдельной квартире, в центре любимого своего города, я хнычу и чуть ли не закатываю истерики. Ах, мол, как плохо мне, как одиноко! Ах! И не нужен теперь я никому!..

А в дверь звонила Тоня. Я разглядел её в глазок, но верить в то, что вижу, не хотел.

Тоня не могла ко мне прийти. Потому что прийти ко мне она не могла…

Дверь я открыл. А это была правда, Тоня.

– Саша, сказала она просто, без всяких предисловий. Саша, ты почему здесь сидишь, как сурок? Ты почему не звонишь, почему ко мне не приходишь?

И я подумал – действительно, ерунда какая-то. Почему это я к Тоне не захожу и даже – не звоню. Что мы – враги какие-нибудь?

Мы стали пить кофе, потому что нужно чем-нибудь заниматься, когда хочешь чего-то сказать, но слова необходимо подыскивать – они появляются не сразу. Паузы – их можно заполнять прихлёбыванием, дуя, обжёгшись, выбирая в вазочке подсластитель или конфету.

Вот в таких условиях Тоня сделала мне предложение.

Вообще предложение должен бы был сделать я. Но, в силу вышеизложенных причин, я просто не имел на это права.

Предложение от такого человека, как я можно было бы расценить, как насмешку, как оскорбление.

Понятное дело, что я бы никогда на это не решился.

И потом – ну, ладно, делаю предложение я. И что в подтексте:

– Давай поженимся, но только пусть у нас в жизни не будет этого. Я тебя очень люблю и готов с тобой жить до тех пор, пока смерть не разлучит нас, но только этого у нас с тобой никогда не будет.

Поэтому предложение мне сделала Тоня.

Она сказала, что она взрослый человек и не собирается умерщвлять, хоронить в себе женщину, приносить себя в жертву даже сильной и большой любви, если она будет без этого. Ей это обязательно нужно. Но – только со мной. Она, Тоня, не только любит меня, она безумно меня желает. Она хочет, чтобы у нас было всё, чтобы это не прекращалось ни днём, ни ночью. Она чуть с ума не сошла, когда лежала голая рядом со мной, притворяясь тихой и спокойной.

Тоня уже всё продумала. И ей только нужно моё согласие. Согласие на ещё одну операцию.

Мне должны опять пришить яйца.

Операция, конечно, дорогостоящая, но денег Борюсика хватит для исполнения любых желаний.