Манящий запах жареной картошки - Ирина Степановская Страница 16

— Извините, я занята, — спокойно и твердо говорила очень настойчивым клиенткам Лялечка, снимала свой фирменный халатик, складывала инструменты и уходила.

— Может быть, вы можете прийти постричь на дом? — Клиентки при этом подмигивали Лялечке на оба глаза, намекая, что это было бы очень выгодно для нее.

— Нет, — отвечала Лялечка. — В свободное время я занимаюсь совсем другим делом.

Клиентки поджимали губы и думали про себя: «Здрасте пожалуйста, каким это делом может еще заниматься мастер-парикмахер?»

А Лялечка, никому ничего не говоря, писала роман.

Еще когда-то в школе, в девятом классе, на уроке производственного обучения, как это тогда называлось, она научилась сносно печатать на машинке. И теперь первым делом, когда ей приспичило заниматься творчеством, Лялечка пошла в хороший магазин и купила там чудесную портативную машинку. Лялькины маленькие пальчики так и просились вволю поплясать на этой чудесной клавиатуре. И они плясали на ней как по расписанию, в определенные часы утром или вечером, в зависимости от смены, когда работала Лялечка в салоне, строго по три часа в день. Дочка в это время мыла посуду и жарила картошку, а муж, приходя с работы, целовал жену и ласково спрашивал:

— Ну, Франсуаза Саган, много ли написала?

Надо отдать должное и ему. Сроду не прочитав ни одной книжки французской писательницы, он хорошо запомнил ее имя, услышанное как-то в одной телепередаче. В основном благодаря тому, что ему понравилось, как мадам Саган рассказывала, что купила себе дом, выиграв деньги на скачках. Против увлечения жены он также не возражал, так как Лялечка, будучи сама занята творчеством, снисходительно относилась и к его проказам. Впрочем, все его проказы были вполне невинны: раз в неделю пиво с друзьями да походы в парилку. А работал он в автосервисе. И поэтому часто подвозил Лялечку на работу на не новом, но прекрасно выглядевшем «фольксвагене-гольфе», синем, как море, которое Лялечка с удовольствием описывала в своем романе. В общем, жизнь у них текла как по маслу, пока наконец Лялечка не закончила свое произведение.

«И куда теперь его деть?» — задумалась она. Шагать сразу в редакцию было как-то неудобно. К тому же Лялечка была не уверена, что без знакомства ее вообще куда-нибудь пустят дальше порога. Поэтому она решила немножко подождать, пока не подвернется кто-либо, кто, во-первых, помог бы ей исправить грамматические ошибки, а во-вторых, открыл бы ей дверь в какое-нибудь издательство.

«Ищите да обрящете», — говорится для тех, кто страстно хочет чего-нибудь добиться. Для Лялечки смысл этого выражения облекся в дородную, высокую фигуру новой клиентки, рекомендованной Лялечке старой приятельницей. Звали клиентку Августа Павловна. Когда она непринужденно и мощно, как летний ливень, подплыла к Лялечкиному креслу, та сначала подумала, что Августа Павловна — старшая жена какого-нибудь восточного шейха. Так черны были ее густо выкрашенные сурьмой волосы и ресницы, так ровен был безукоризненный пробор через всю голову, начинающийся от высокого мраморного лба, на котором, однако, уже оставили следы годы в виде коричневых крапин. Так миндалевидны и маслены были глаза Августы Павловны в мелкой сеточке еле заметных морщин. Так переливисто звенели и благородно сияли многочисленные кольца, браслеты на ее прекрасных, желтоватых от табака руках. Множество цепочек, одна из них с огромным овальным медальоном, красовались на дрябловатой уже груди Августы Павловны. Длинные качающиеся серьги, завораживая взгляд, отягощали мочки ушей. Широкие брюки а-ля Марлен Дитрих, что было модно в этом сезоне, подчеркивали достоинства всей фигуры, а длинный жилет и черная крепдешиновая блузка удачно скрывали около двух десятков превышающих норму килограммов. Довершало впечатление мощное хриплое контральто, которым Августа Павловна пояснила Лялечке свое желание избавиться от многолетнего пучка волос на затылке и приобрести вполне современную стрижку. В общем, Августа Павловна представляла собой зрелище не для слабонервных. Но Лялечка с невозмутимым видом и легкостью взялась за работу. Пряди черных как смоль волос быстро падали на пол. Когда до завершения процесса осталось лишь несколько беглых взмахов ножницами, Лялечка извинилась, ушла в туалет и достала там из кармана сотовый телефон.

— Кто эта тетка, которую ты мне сосватала? — коротко спросила она у приятельницы.

— Ничего особенно полезного, — ответила та. — Точно не знаю, но вроде занимается филологией на какой-то кафедре в каком-то институте. По-моему, даже доктор наук. А что?

Лялечка не ответила и нажала на кнопку. Судьба сделала ей навстречу первый шаг.

Когда укладка была окончена, ревущий фен выключен и голубой целлофановый кокон, в который была укутана клиентка, снят, Августа Павловна не без тревоги открыла глаза. С пучком на голове она ходила последние тридцать лет. Теперь же из зеркала на нее смотрела чуть постаревшая копия Жюльет Бинош. Лялечкина клиентка осторожно и с удовольствием покрутила головой слева направо. Прическа была безупречна. Августа Павловна скостила сама себе пятнадцать лет. Итого вместо имеющихся шестидесяти в зеркало на себя смотрела бодрая сорокапятилетняя женщина. «Наступило сорок пять — баба ягодка опять!» — промычала неразборчиво Августа Павловна, а громко вслух сказала своим сочным контральто, обращаясь к Лялечке:

— Ну, деточка, блеск!

— Чтобы сохранить форму стрижки, вам, с вашими волосами, нужно стричься раз в месяц, — скромно сказала Лялечка. — Но к сожалению, на следующий месяц запись уже закончена.

— И что же делать? — несколько растерянно спросила Августа Павловна, чувствуя, что сказано это было неспроста. Но она и представить не могла, куда Лялечка клонит.

— Минутку, — сказала та и достала из своего шкафчика увесистую стопку бумаги. Лялечка всегда носила роман с собой, как самую большую ценность. Она чувствовала, что настанет час и он ей будет нужен немедленно.

— Я написала роман, — тихо и серьезно сказала Лялечка, подойдя вплотную к Августе Павловне и всовывая ей папку под мышку. — И хочу, чтобы вы его поправили. А я, в свою очередь, обязуюсь вас стричь в любое удобное вам время.

Августа Павловна онемела. Конечно, она хорошо представляла, что сейчас пишут романы все — психологи, авиаконструкторы, врачи, воспитатели детских садов, бывшие милиционеры, но чтобы парикмахерши… Однако стричься без очереди было заманчиво.

— Я прочту, — сказала Августа Павловна тоном, которым она говорила со своими старательными, но не очень способными студентами, и выплыла из салона. Лялечка осталась стоять стиснув зубы.

Месяц пролетел как один день. Дочка заболела в самый разгар эпидемии гриппа, и Лялька отпаивала ее чаем с малиной, отпросившись с работы. Потом муж хорошо приложился на своем «фольксвагене» к чьему-то заднему бамперу, выезжая с Кольцевой на проспект, и долго потом еще ругался на «баранов», которые не могут решить простые дела без ГАИ. Дальше незаметно наступила очередная оттепель, теперь уж весенняя. Лялечка сняла свою хорошенькую шубку и, обнаружив, что ей нечего надеть, несколько дней бегала по магазинам в старой куртке. В общем, дел было по горло. И вот наконец среди недели раздался долгожданный телефонный звонок. На следующий день в салон опять вплыла уже знакомая звенящая и блестящая фигура Августы Павловны. Лялечка на нее внимательно посмотрела. Волосы у клиентки опять были как-то странно расчесаны на прямой пробор и лежали по обеим сторонам лба, как у приказчиков из пьес А.Н. Островского.