Сделайте погромче - Наталья Нестерова Страница 16

– О, темнота! Мракобесие! Точно бабушка Клава, которая огурцы килограммами ела, чтобы мальчика родить, поносами страдала. И пятерых дочерей на свет произвела.

Женька, ты отсталая кулёма! Двадцать первый век! Э-во-лю-ци-я! – по слогам и оскорбительно насмешливо произнес Шура.

Женя позиций сдавать не собиралась, но почему-то чувствовала, что брат настырно берет верх. Только вылупился, из девочек в мальчики переделался, и уже командует. Ученые диспуты с ним вести решительно не хотелось. Женя была в них не сильна, поэтому прекратила спор в истинно женской манере:

– Не хочу больше об этом говорить! У меня от твоих воплей голова начинает болеть. Не мешай! Дай за мамочкой понаблюдать. Бедненькая, уже третий тест на беременность расходует. Шурка, а ведь мамочка не очень рада?

И на третьей полосочке теста две линии ясно вырисовались. Точность девяносто девять процентов, как пишется в аннотации к тесту. Значит, она беременна? Не может быть! Ощущения такие, что месячные вот-вот начнутся. Уже две недели такие ощущения, каждое утро напоминает себе – прокладки не забыть в сумку положить.

Вчера Нина купила тест на беременность, так, на всякий случай. Утром он показал положительный результат. Сбегала в аптеку, купила еще пять тестов. Девушка-провизор посмотрела на нее сочувственно:

– Не тратьте деньги, от количества анализов результат не меняется.

Но Нина упрямо покачала головой. Хотелось сотню купить – вдруг какой-нибудь даст отрицательный результат. И вот уже на третьем упорно появлялась роковая полоса. Не паниковать, продолжать анализ! На полоску теста нужно пописать, а в туалет «по-маленькому» совсем не хочется. Как назло! Никаких позывов. Воды напилась под завязку, и куда она делась? Почему не перерабатывается? Вот, кажется, хочется. Нет, мало выдавилось, результат не будем считать достоверным. – Осталось две коробочки с тестами, Нина смотрела на них и мысленно умоляла показать хороший ответ. Как будто бездушную бумагу с нанесенными реактивами можно уговорить. – Спокойно! Давай посчитаем, сколько дней задержка. Маленький календарик, на котором обводила кружком день начала месячных, куда-то подевался. Всю комнату перерыла – нету! Без паники. Будем вспоминать. Это было двадцать шестое? Или шестнадцатое? В любом случае, задержка имеется. Но ты вспоминай, вспоминай! Живот болел, спина ныла, заседание кафедры, аспиранты свои планы представляли… Это было… было шестнадцатого! Плюс двадцать восемь, минус тридцать… Сбилась. В столбик посчитать… шесть плюс восемь… сколько?…. четырнадцать… что в уме?… один или четыре? Что ж я за бестолочь? Возьми калькулятор. Пальцы дрожат, не на те кнопки давят. Стоп! Похоже, в туалет хочется…

Приговор оставшихся тестов был однозначен. Нина призывала себя успокоиться, погасить панику. Но где там! Успокоить бурю невозможно, остановить ураган немыслимо. Смерч эмоций подхватил Нину, швырял и крутил, как щепку. Ей хотелось то плакать, то ликовать, то ужас накатывал, то прежде незнакомая благость обволакивала. И все-таки страх и ужас были сильнее. Она думала о детях в отдаленной перспективе, иметь их в ближайшее время не собиралась. Сергей о женитьбе не заговаривал, руки не просил. Да и сама Нина еще не рассматривала Сережу как возможного супруга.

Их роман, начавшийся плавно и неторопливо, с бесед и совместных обедов, в какой-то момент, неожиданно для обоих, как они потом признавались друг другу, совершил резкий кульбит. Нина хорошо помнила тот день. Всего полтора месяца назад! Сергей, как водилось, собирался вывалиться в окно. Пристегивал на поясе веревки-карабины. Нина на них уставилась и ниже невольно смотрела… Он поймал ее взгляд, издал какой-то рыкающе-стонущий звук, вспыхнул, вздрогнул, завибрировал. Сгреб Нину в охапку и принялся осыпать поцелуями ее лицо, шею, грудь. Она возмутилась. Возмущение длилось секунды три…

О мерах предохранения не вспомнили. Это тоже был ураган, с которым справиться не под силу. Только знак обратный: не «спасайся, кто может», а «улетаю, счастье-то какое!». Потом, в следующие свидания, они вели себя вполне цивилизованно и о предохранении не забывали. Получается, хватило того, первого раза.

Что я должна делать? Мой следующий шаг? Сосредоточься, возьми себя в руки, думай, соображай, – приказывала себе Нина. – Но думалось и соображалось плохо. Очень хотелось, чтобы рядом оказался Сергей. Броситься ему на грудь и дать волю эмоциям – ругать его, плакать, стенать. Но более всего хотелось переложить на него ответственность. Почему я одна должна мучаться? Где справедливость? Кто позволил? Кто, кто… дед Пихто! Господь Бог, Природа, Земля, космос, мироздание, правительство, президент, мама с папой…

А Сергей далеко. Лезет в гору, спускается в пещеру, варит макароны с тушенкой на костре или ставит палатку. И в ус не дует! И телефон его недоступен. Бессовестный! Как ты мог меня бросить?

Слезы наконец пришли. Нина рыдала, оплакивая себя, бедную. И ей не было дела до того, что миллионы женщин, умерших и живущих, испытывали и испытывают аналогичные чувства. На Земле, наверное, каждую секунду находится женщина, обнаружившая беременность.

Наплакавшись вдоволь, извергнув заблудившуюся в организме воду, Нина немного успокоилась. Ее сознание перестало вибрировать и начало выдавать конструктивные предложения. Подтвердить (или опровергнуть!) результаты тестов. Сделать ультразвуковую диагностику. Берем газету. Вот реклама медицинского центра. Набираем номер…

Нину могли записать на УЗИ через неделю или срочно, сегодня, но за двойную плату. Неделя томительной неизвестности? Нет, только сегодня. Сколько стоит? Две тысячи рублей. Недешево. Прямо сказать, разорительно. Но все равно! Надо будет придумать объяснение маме, куда улетели деньги.

Эмма Леонидовна пришла после работы и не застала дочь. Хотя у Ниночки сегодня ни занятий, ни заседания кафедры. Опять с шаромыжником встречается? Нет, кажется, девочка одумалась. Последние дни дома сидит, только один раз вышла с Ванечкой в театр.

Мама и дочь более не обсуждали случай с верхолазом. Не вспоминали о ссоре, делали вид, что ничего не случилось. Эмма Леонидовна и любимой подруге Ниночке не призналась в падении дочери. Только настойчиво предлагала как-то активизировать Ванечку, чтобы он расколол сердце Нины и заполучил ее руку.

– Муля, как мы можем повлиять? – спрашивала Нина-подруга.

Давно, в детстве, она сократила трудновыговариваемое Эммуля до Муля.

– Параллельно, – отвечала Эмма Леонидовна. – Я всячески превозношу Ванечкины достоинства. Справедливо и заслуженно! Ах, как я люблю нашего мальчика! Тебе как матери надо памятник поставить за то, что воспитала достойного из достойнейших!

– Не преувеличивай, Муля, – отказывалась польщенная Нина. – Твоя девочка мне тоже очень дорога. О лучшей невестке я и не мечтаю.

– Тогда поработай с Ваней! Пусть он проявит мужественность, волю, натиск, захват…

– Но ведь у них уже было! Они по крайней мере дважды переспали.

– Это ничего не значит! Первый опыт может быть печальным. Вспомни наш первый опыт. Чего приятного? Надо развивать успех. Объясни это сыну! Как женщина!