Кесем-султан. Величественный век - Ширин Мелек Страница 16

Заскочив к себе и задернув штору, отделяющую спальню от коридора, девочки в изнеможении повалились на матрасы. Впрочем, Башар тут же подскочила и принялась срывать с себя одежды евнуха.

– Я придумаю, как отнести их обратно, – скороговоркой пробормотала она.

– А туфля? – нахмурилась Хадидже.

Башар раздраженно фыркнула:

– Ну а что туфля? Останется там, где есть, кто-нибудь ее все равно найдет… Вот что: засуну-ка я вторую поглубже в кусты, пусть подумают, как она там очутилась! Или лучше бросить ее в фонтан?

– Тебе мало было тревог? – всплеснула было руками Хадидже и затихла, когда Махпейкер протестующе замотала головой:

– В фонтан не надо. Могут на нас подумать, на учениц. Лучше давай подвесим ее на штору в каком-нибудь коридоре, где все ходят. Улучим минутку – и подвесим. Вот тогда точно никто не догадается.

Башар захихикала, и секунду спустя Махпейкер к ней присоединилась. Хадидже укоризненно поглядела на подруг, но тоже не выдержала, прыснула, деликатно закрывшись рукавом. Веселье длилось пару минут – все то время, пока Башар кое-как переодевалась при посильной помощи Махпейкер и Хадидже.

Когда все отсмеялись, Хадидже все же спросила подруг:

– Так что, приключений для нас нынче достаточно?

– Ты так умоляюще смотришь, что прямо хочется сказать «нет», – рассмеялась Башар. – Но успокойся. Право же, ты воспринимаешь все чересчур серьезно. Что ж, ладно, мы впредь будем хорошими, послушными девочками. Ты останешься довольна, Хадидже-ханум!

– Сама ты ханум, – вздохнула Хадидже. – Ох, чует мое сердце неприятности!

– А мое сердце чует, что этот юноша, встреченный нами в коридоре, непрост, ох как непрост! – парировала Башар. – Как думаете, кто это?

Остаток ночи прошел в разговорах о загадочном юноше, в спорах о том, принадлежит он к султанскому роду или нет, а также в тех странных девичьих разговорах ни о чем, которые предшествуют зарождению чувственной, пускай и незрелой еще, любви. Узкий месяц заглядывал в окно и мудро молчал о чем-то там, в вышине, где летают только птицы и ангелы.

* * *

Ахмед раздраженно закатил глаза (отвернувшись, чтоб никто не видел, но тем не менее…). Вот угораздило же его поддаться на уговоры бабушки!

Нет, на первый взгляд все было правильно – он уже взрослый, ему подобает проводить ночи с наложницами, а не с братьями, даже если ночи эти проводятся за обсуждением благородного искусства вырезания «лучных колец». Взрослые султаны делают именно это. Просто… вот ведь скукотища какая! Да он еще и не султан. Вот станет султаном – тогда и поговорим!

Внутренний голос (подозрительно похожий на бабушкин) заметил, что взрослые султаны, взошедшие на престол Оттоманской Порты, уже все знают и все умеют. В том числе и с наложницами. И не учатся этому по ходу дела, а учатся заранее, еще будучи юными шахзаде.

Тяжелый вздох, готовый вырваться из груди, Ахмед успел перехватить. Получилось, будто просто глубоко вздохнул, вдыхая тонкий аромат духов, исходящий от прелестных пери, украшений гарема и все такое прочее. Тут же в носу засвербило и отчаянно захотелось чихнуть.

Нет, так не пойдет. Лучше… хм… лучше поступить иначе: пройтись вдоль выстроенного перед ним ряда наложниц, поморщиться, осведомиться у евнуха, не найдется ли среди девушек кого получше, – и отправиться восвояси. Тогда выйдет, что Ахмед честно пытался исполнить настоятельную просьбу валиде Сафие (при всей своей почтительной вежливости изрядно смахивающую в сознании Ахмеда на выкручивание рук беззащитным пленникам). Да, он пытался. Просто не нашлось достойнейшей. Ведь наследник султанского рода не должен проводить ночи с кем попало, не так ли?

Девчонки, конечно, огорчатся. Ну так можно отойти и тогда уже разыграть все, как по нотам. В конце концов, он обязательно научится обращаться с наложницами, просто не сегодня!

Да, так и поступим. Маневр, достойный будущего великого полководца.

Ахмед шел мимо девчонок, стараясь удерживать на лице приветливо-равнодушную улыбку. Ничего, ничего, скоро все завершится…

Внезапно чье-то лицо привлекло его внимание.

Не веря собственным глазам, Ахмед уставился на маленького евнуха Гиацинта, облаченного в одежды наложницы. Евнух… точнее, нет, совсем-совсем не евнух старался не глядеть на повелителя, старательно пряча глаза и пытаясь казаться как можно более незаметным… Незаметной, решительно поправил себя Ахмед. Ну надо же, какая наглая девчонка!

Разумеется, Ахмед не стал рассказывать кызляр-агасы про нерасторопного мальчишку. Это не дело шахзаде – изобличать каждого неумеху! А вот бабушке хотел рассказать, в качестве забавной байки, но как-то все случай не выпадал, а там и забылось. Но вот, пожалуйста, встретились снова. Ах, ты ж… иблисов гиацинт!

А вон там – еще одно знакомое лицо! И еще! Да они, похоже, нарушали правила целой компанией. И куда смотрели многомудрые наставницы?

Замедлив шаг, а затем и вовсе остановившись, Ахмед откровенно любовался паникой в глазах девчонок.

– Я выбрал! – громко объявил он. И величественно-небрежным жестом поочередно указал на всех трех, прежде чем успел спохватиться и спросить самого себя: а что он, собственно говоря, делает?

* * *

Коридор был темен. То есть не то чтобы по-настоящему: через каждые десять шагов горели масляные светильники, да и лунный свет падал полосами сквозь узорчатые окна… Но именно поэтому видно было плохо. Девочки словно пробирались сквозь сеть, из разных световых волокон сплетенную.

Как мелкие рыбешки. Или пара дроздов, накрытых ловчими тенетами.

Втроем им, наверно, было бы легче… Или наоборот?

Махпейкер украдкой вздохнула. О да, все-таки было бы лучше, если бы между ними сейчас шла дылда Хадидже – на год старше, но робеющая, неловкая… ни подросток, ни девушка… Чтобы она умоляюще лепетала что-нибудь ей и Башар, поминутно оглядывалась на них, пунцовела от ощущения предстоящего стыда и боли, спотыкалась, приотставала, хватая их за плечи дрожащими пальцами. А они с задорной насмешливостью то гнали бы ее перед собой чуть ли не пинками, то утешали, словно младшую сестричку. Заодно и друг друга успокаивали бы, сами того не замечая.

– Да уж, – коротко произнесла Башар, безошибочно истолковав вздох подруги. И вдруг посмотрела на нее внезапно округлившимися глазами: – А ты что… Ой, тьфу, нет, конечно же.

Махпейкер в недоумении окинула себя взглядом: вроде ничего в ней не могло вызвать удивления. Провела руками вдоль тела, почти ничего при этом под пальцами не ощутив, столь паутинно тонка и невесома была ткань «одеяния гёзде».

(В эти рубахи их облачили сразу после выхода из бани – и девочки, мгновенно позабыв о том, для чего это облачение предназначено, начали рассматривать и ощупывать прозрачный материал, восхищаться мастерством неведомых ткачих, да и подружки-гедеклис вокруг сгрудились, тоже трогали, глазели, цокали языками, завистливо перешептывались… Евнухам стоило изрядного труда напомнить им всем, что распорядок гаремной жизни продолжается.)