Торжество любви - Грегор Самаров Страница 16

— Ты и это знаешь? — спросила она испуганно.

— Я все знаю, что тебя касается, все, что относится к моей любви, я все чувствую, даже чего не слышу и не вижу. Я знаю, что лорд Торнтон к тебе сватается, и, пожалуй, в нем и есть причина, почему твой отец отказывает мне.

— Он тебе отказал! — вскочила Маргарита. — Ты с ним говорил? Я так боялась этого, ведь я знаю, он неумолим. Итак, гордость — против гордости, воля — против воли, слабое дитя — против великого Уоррена Гастингса, голубь — против льва!.. Пусть он меня признает достойной имени своей дочери, которое он мне дал. Я твоя, и никакая земная сила не изменит моей верности тебе!

Она бросилась к нему на грудь и обвила его руками. Он мягко, но решительно ее отстранил и посадил опять на скамейку.

— Выслушай меня, Маргарита! — сказал он торжественно. — Выслушай меня до конца, и тогда ты можешь взять обратно свою клятву. Я виноват перед тобой. Ты, вероятно, думала, что я равен тебе.

— Равен мне? А ты разве не таков же, как лорд Торнтон, кроме его имени, которое ничего не прибавляет человеку? Разве ты не носишь сабли короля, разве у тебя нет креста благородного рыцарского ордена Бани?

— Нет, Маргарита, — ответил он мрачно. — Я не то, что он; ни в Европе, ни в Индии никто не подал бы мне руки, если бы знал, что капитан Синдгэм, кавалер ордена Бани, — пария.

— Пария? — воскликнула она в ужасе. — Нет, нет, я не верю!

— Это правда, Маргарита! Мой отец — английский офицер, имени его я никогда не знал, мать моя — танцовщица из касты париев, взятая из жалости одним брамином еще ребенком и воспитанная девушками храма Хугли.

Она тупо смотрела на него, точно не могла поверить.

— Бедный друг! — произнесла она, с глубоким чувством подавая ему руку.

Он прижал ее нежную, теплую руку к своим губам, затем быстро отошел и добавил:

— Выслушай меня до конца!

И он ей рассказал то, что когда-то рассказывал Гастингсу, когда он явился к нему с добычей кавалера д’Обри.

— Вот какой я! — заключил он.

— Как ужасно! — вскрикнула Маргарита. — Несчастный, сколько ты страдал!

— Слушай дальше! — продолжал он.

И он рассказывал ей, как после всех ужасов, после всех страданий впервые в его сердце запала надежда и вера, как выросла любовь к ней, и как в этой любви обновилось его погибшее и одичавшее в ненависти и мести человеческое существо, и как его любовь стала единственной радостью его жизни, единственной надеждой.

— Ты мой единственный, мой возлюбленный друг! — Маргарита встала и страстно его обняла. — Насколько больше я тебя любила бы, если бы только знала, сколько ты выстрадал!

Испуганный, он отступил.

— Слушай же до конца, — призвал он ее. — Когда я ясно понял, что только в любви к тебе — высшее счастье, которое и небо, и земля могли мне дать, тогда тому, кто называется твоим отцом, угрожала большая опасность. Труды всей его жизни могли пропасть, владычество над Индией могли у него отнять, и страшный враг, который ему угрожал, был дикий, ужасный деспот Гайдер-Али, султан Мизоры.

— Я слышала это имя! — обронила Маргарита.

— От меня твой отец потребовал помощи. Тогда сверкнул первый луч надежды для моей любви, и я попросил в награду исполнение моей просьбы. Он обещал, если это будет в его власти. И когда я уезжал, здесь, у этого пруда с лотосами, меня в первый раз приветствовало слово любви из твоих уст. Я возвратился, победив врагов. И что же!

— Разве ты не солдат? Разве не обязанность твоя уничтожать врага? — спросила она, проводя рукой по его мрачному челу. — И он тебе отказал заплатить за услугу, он не сдержал своего слова?

— Теперь ты все знаешь, — заметил он. — Ты знаешь, кто я и что делал. Еще раз спрашиваю тебя: хочешь ли ты связать свою жизнь с парией, у которого руки обагрены кровью? Я освобождаю тебя от клятвы, ни один упрек не сорвется с моих уст, и никогда ты меня больше не увидишь; но если ты простишь меня, тогда гордый властелин Индии узнает, что пария, перед которым он не сдержал своего слова, достаточно силен, чтобы взять самому то, что ему обещали дать.

Маргарита взглянула на него так задушевно, с такой любовью, что он в тени деревьев увидел блеск ее глаз.

— Если на тебе и будет вина, — заверила она, — я хочу нести ее, я все хочу взять на себя. Я твоя навсегда!

— Тогда, — выдохнул он, — наш союз заключен при той святой силе, которая царит над звездами. Я не христианин, Маргарита, но я знаю учение Христа, и я клянусь тебе, что я крещусь…

— Он подкрепит нашу любовь, которая и чиста, и верна, и готова на всякую жертву!

— Готова на всякую жертву! — повторил он серьезно и торжественно. — Жертва, которую я от тебя требую, велика, моя Маргарита. Ты должна последовать за мной с доверием, что я употреблю всю человеческую силу, чтобы устранить опасности с нашей дороги. Я проведу тебя в верное место, уже раз защитившее меня от людских преследований. Там мы должны остаться, пока наш след не будет потерян, пока нас не забудут и не откажутся нас преследовать. Тогда мы выйдем в свет и где-нибудь в безопасной дали будем искать себе убежища для нашего счастья.

Она опустила голову.

— Моя мать! — вспомнила она. Затем она опять выпрямилась: — Она пожертвовала моим отцом для той силы, которая ею овладела, она готова пожертвовать этой силе и мною… Я готова, веди меня, любовь будет освещать наш путь!..

Он обнял ее и горячо прижал к своей груди. Еще раз вернулся он к воде и сорвал красный цветок лотоса.

— Этот цветок, — вымолвил он, — должен нам сопутствовать, он приветствовал своим ароматом зарю нашей любви, он будет нам символом надежды и храбрости.

Оба поспешили по аллее, пока не достигли стены, отделявшей парк от большого открытого поля.

Капитан поднял Маргариту на первую ступеньку шелковой веревочной лестницы, переброшенной через стену. Большая площадь, заросшая низкой травой, была пустынна. Три лошади стояли уже готовыми, слуга-индус ожидал их.

Капитан подсадил Маргариту на лошадь, сам же и слуга сели верхом на двух других лошадей.

Тихо, чтобы не возбудить подозрения встречных, проехали они по площади и по улицам к пригороду. Теперь только Маргарита заметила, что капитан одет в серый костюм, какие носят туземцы окрестностей, и на голове у него индусская повязка, точно так же был одет и слуга. У обоих лежали кинжалы за поясом и пистолеты в кобурах.

Когда они проехали последние дома пригорода, не встретив ни души, капитан щелкнул языком.

Благородные скакуны подхватили и быстрее стрелы помчались к югу по дороге; ударов копыт никто не слышал, только фырканье лошадей сливалось с ночным ветром, шумевшим в листьях придорожных кустов.