Вкус соблазна - Кэт Шилд Страница 16

– Когда мне было пятнадцать, – начал он, оставив в стороне общеизвестную версию о своем прошлом, – я ушел из дома, связавшись с дурной компанией.

Назвать «дурной компанией» банду отчаянных контрабандистов было большим преуменьшением. Главарем этих уголовников был Чапмэн – самый мерзкий человек из тех, кого Эштон когда-либо встречал.

– Насколько дурной?

Засучив левый рукав, Эштон показал ей глубокие шрамы возле локтя.

– Они любили играть с ножами.

– Это они тебя порезали? Не похоже на игру. И почему же ты с ними связался?

– Потому что я был дерзкий и упрямый. И думал, что смогу жить сам по себе. – А еще ему больше некуда было идти. Эштон опустил рукав. – Один парень готовил для всей банды. И он взял меня под свое крыло. Оберегал меня от бед. Оказалось, что у меня есть кулинарные способности.

– А у тебя были какие-то планы на будущее?

Эштон пожал плечами. Он был глупым и заносчивым подростком, жившим лишь настоящим моментом.

– Я знал только то, что не хочу следовать по стопам своего отца.

Губы ее дрогнули, и на лице отразилась печаль.

– А чем он занимался?

– Он был миссионером. – Эштон не хотел раскрывать этот секрет. Обычно он говорил людям, что отец его был торговцем. И не лгал. Его родители всю жизнь продавали спасение тем, кто даже не подозревал о том, что их ждут адские муки.

Впервые за то время, как она переступила его порог, глаза ее просияли.

– Миссионером? Прости, но ты совсем не похож на сына религиозного человека.

Она не пыталась скрыть своего любопытства. Это была уже не усталая и изможденная женщина, которая только что вошла в его дверь. Темное облако печали, окутывавшее ее, рассеялось.

– Да, не похож. В Африке было много всяких миссионеров, но отец мой и мать все мое детство разъезжали по разным деревням и распространяли христианские ценности.

– Ох, какие у тебя невеселые воспоминания. – Харпер прикоснулась к его руке, и ее прикосновение было легким и дружеским.

Но сердце его отреагировало очень бурно. Дыхание участилось. Обычно, когда желание охватывало его, Эштон не сдерживал себя. Зачем сопротивляться? Красивые женщины всегда для него были неким приключением. Но Харпер Фонтейн – не просто красивая женщина. Она умна, амбициозна и изобретательна. Когда он начал работать с ней, его раздражало ее упрямство и щепетильность. Но вчера он обнаружил, что она еще и страстная женщина.

– Что насчет тебя? – спросил он. – Ты всегда хотела быть руководителем?

– С пяти лет. – Харпер мечтательно улыбнулась. – Когда отец впервые привел меня в «Асторию», я сразу влюбилась в нее. В моем представлении это была самая роскошная гостиница в мире. Было Рождество, и в холле стояли огромные елки, украшенные разноцветными сверкающими игрушками. Стены и лестницы были декорированы лентами и мигающими огоньками. Все казалось сказочным. И я поняла, что хочу всегда быть частью этого волшебства.

Эштон без труда представил себе маленькую девочку с широко раскрытыми глазами, крепко державшуюся за руку отца, очарованную красивым старым отелем.

– Ведь ты Фонтейн, любовь к отелям у тебя в крови.

Лицо ее изменилось – блеск в глазах погас, губы сжались в твердую линию.

– Скажи, а что ты чувствовал, путешествуя по всему миру?

– Волнение. Усталость. – Иногда Эштону очень хотелось вернуться домой. Или, по крайней мере, ему так казалось. Ведь у него никогда не было дома. – Я жаждал увидеть новые места.

– А я привыкла совсем к другому. – Откинувшись на спинку дивана, Харпер глотнула вина. – Я никогда не путешествовала.

– С трудом могу поверить. Ведь отели «Фонтейн» разбросаны по всему миру.

– Да, но, когда я ездила в эти отели, у меня не было времени осматривать окрестности. Ты сказал, что не видел меня в магазинах Парижа. Ты был прав. Я была в Париже три раза, и у меня не нашлось времени пройтись по городу.

– Париж – чудесный город. Я жил там два года, ходил на кулинарные курсы и работал в различных ресторанах.

Это было первое место, куда Эштон приехал из Южной Африки. И это место стало идеальным для того, чтобы встать на ноги.

– А я свои первые восемнадцать лет провела в Нью-Йорк-Сити, а следующие четыре года – в Итаке, посещая Корнеллский университет.

– И ты не хотела путешествовать?

– Мои родители расстались, когда мне было одиннадцать. Мать стала жить во Флориде, я приезжала к ней на каникулы. Мой отец… – Харпер запнулась, на секунду смутившись. – Он много ездил, следя за работой отелей. Компания значительно расширилась в девяностые годы.

Детство ее, похоже, было таким же одиноким, как и его.

– А кто оставался с тобой, когда отец уезжал?

– Слуги. Иногда – мой дед. – Свитер ее сполз с одного плеча, и стала видна бретелька бюстгальтера.

– А ты мечтала куда-нибудь съездить? – Гладкая округлость ее плеча завораживала его. Интересно, кожа ее такая же нежная на ощупь, как и на вид? – Например, на Ниагарский водопад.

Она изумленно смотрела на него несколько секунд, затем заразительно рассмеялась.

– Ниагарский водопад? Я там уже была.

Ее мелодичный грудной смех пробудил в нем желание поцеловать ее. Озорные огоньки в ее глазах завораживали. Сильная. Нежная. Умная. Сексуальная. Понимала ли она, насколько привлекательна?

– Мне было тогда семь лет. – Лицо ее стало серьезным. – Туда возил меня отец. – Часто заморгав, Харпер вдруг встала с дивана. – Черт возьми. Я поклялась себе, что не буду плакать.

Любопытство заставило его последовать за ней. По крайней мере, так он говорил себе, пока она не оказалась в его объятиях. Тело ее содрогнулось, когда она судорожно глотнула воздуха.

– Что случилось? – Вдохнув запах ее волос, Эштон подумал: интересно, откуда в нем эта потребность утешить ее?

– Почему именно Ниагарский водопад?

– Люблю водопады. – Он помолчал. – А что любишь ты?

– Твои… – Харпер отстранилась от него настолько, насколько позволяли его руки, обнимавшие ее за талию. – Твои… передачи.

Откинувшись назад, он пристально посмотрел на нее:

– Теперь понятно, почему ты так добра ко мне.

– Я отношусь к тебе как к коллеге по работе.

– Конечно, ведь я тебе не ровня.

– Почему?

– У тебя есть деньги и семейные связи. Ты можешь получить все, что захочешь.

– Ах, вот какой ты видишь меня? – Голос ее был спокойным, но он почувствовал ее внутреннее напряжение. – А если у меня не будет денег и семейных связей, кем я буду?

Серьезность, с которой она ждала ответа на свой вопрос, удержала Эштона от шутливого ответа.