Величайший рыцарь - Элизабет Чедвик Страница 16

Лузиньян, Пуату,

март 1168 года

Три сына Алиеноры все утро ездили на пони, практикуясь у столба с перекладиной. Они использовали тупые копья подходящего размера и играли в рыцарские поединки с сыновьями рыцарей и других господ, разместившихся в Лузиньяне. Перекладину опустили ниже, чем обычно, учитывая рост детей и животных, на которых они ездили. У Ричарда получалось лучше, чем у Генриха, хотя оба мальчика обладали природным талантом. Они напряженно соперничали. Ричарду не нравилось, что он младше Генриха, и он решил доказать, что мастерство не связано с возрастом. Генрих пришел в ярость после победы Ричарда. Это подрывало его превосходство старшего, и в глазах других детей и их нянь, которые наблюдали за состязанием, стоя у края поля, он выглядел слабее брата.

– Двенадцать у меня и девять у тебя, – объявил Ричард, возвращаясь к стартовой черте, и обнажил зубы в победной улыбке. Конец его копья украшал ивовый венок. Его пони сильно вспотел и тяжело дышал. Бока работали, как кузнечные мехи.

– Десять, – выпятил нижнюю губу Генрих. – Я подцепил последний.

– Да, но он свалился, поэтому не считается.

– Нет, считается.

– Я все равно выигрываю, – фыркнул Ричард. – Готов поспорить, что выиграю у тебя и в поединке с мечом. Вильгельм Маршал говорит, что у меня очень хорошо получается, – добавил он, словно это решало вопрос.

Генрих гневно посмотрел на Ричарда. Похвала от Вильгельма Маршала была очень важна для сыновей Алиеноры, и они стремились получить его одобрение – не просто вежливую улыбку, которая всегда легко появлялась на лице Вильгельма, а похвалу, которая иногда появлялась у него в глазах, если кто-то из них особенно хорошо работал во время тренировки. Вильгельм не был их учителем и не участвовал в их подготовке, однако Генрих, Ричард и Джеффри часто пытались оказаться поблизости, когда Вильгельм оттачивал свое мастерство. Они стали его тенями. Они пытались подражать ему и соперничали друг с другом. Иногда, если у него появлялось время и он пребывал в соответствующем настроении, Вильгельм проводил с ними импровизированный урок.

– Он говорит, что у меня тоже хорошо получается, – надменно объявил Генрих.

Ему не особенно хотелось сражаться с Ричардом. Агрессивность брата делала его трудным соперником. У Генриха имелось преимущество: он был на два года старше и мог дальше вытянуть руку, однако предпочитал то, что легко дается, за что не требовалось напряженно бороться. Ричард стал гораздо хуже после стычек в Пуату и продолжал говорить про то, как станет герцогом Аквитанским и сам поедет на войну, вместо того чтобы плестись в хвосте армии. Генрих сам не мог дождаться, когда станет королем Англии, герцогом Нормандским и графом Анжуйским, но это было совсем другое дело.

– Я все равно лучше тебя.

Генрих сжал зубы.

– Он этого не говорил.

– Нет. Это сказал я.

Ричард спрыгнул с пони на землю и выхватил из-за пояса учебный меч. Он был сделан из китовой кости, однако рукоятку обмотали оленьей кожей, как делали с мечами настоящих рыцарей.

– Давай. Или ты боишься?

Эти слова вывели Генриха из себя. Он вечно клялся, что не клюнет на приманку Ричарда, но всегда попадался на нее. Он передал пони конюху, достал свой собственный меч из китовой кости и приготовился к поединку. Ричард бросился на него, словно фурия, будто это была схватка до смертельного исхода. Генрих отразил удар и попытался удержать позицию, но Ричард наступал и заставлял его отступать к наблюдавшим за происходящим детям. Глаза у Ричарда горели от удовольствия. Он сделал быстрый выпад, нанес резкий удар, и Генриха выронил меч. От внезапного удара у Генриха словно загорелись ладони и пальцы, но больше всего пострадала гордость. Он бросился к своему упавшему клинку, но Ричард оказался там первым и приставил кончик учебного меча к горлу Генриха.

– Сдавайся! – глаза у Ричарда блестели так сильно, будто они раскалились.

Генрих гневно посмотрел на него. Если сказать, что брат действовал нечестно, то Ричард станет снова и снова доказывать, что способен его победить.

– Сдаюсь, – пробормотал Генрих.

Ричард насладился своей победой, подержав клинок у шеи брата лишнюю секунду, что совсем не требовалось, затем с самодовольным видом отвел его в сторону и убрал в ножны на поясе.

– Но помни, что тебе придется вставать передо мной на колени, выражая почтение и уважение, когда я стану королем Англии! – рявкнул Генрих, с трудом сдерживая слезы.

– Мне ничего не придется делать, – ответил Ричард. – И ты не сможешь меня заставить.

– Заставлю! В конце концов ты ведь будешь только герцогом.

Отвернувшись от Ричарда, Генрих вырвал поводья из руки конюха и повел пони к конюшне.

Кузнец делал новые подковы для лошадей, находившихся в замке, и в воздухе стоял едкий запах раскаленного металла и подпаленных копыт. Несколько животных, привязанных к коновязи, ждали, чтобы их отвели в стойла. Среди них стояли два жеребца Вильгельма Маршала, Бланкарт и Фаувел. Второй то и дело лениво пощипывал сено, полуприкрыв глаза. Генрих ездил на нем несколько раз. Для боевого коня Фаувел был слишком добрым и вялым. Надо было хорошенько пнуть его в бок, напоминая, что он все-таки боевой конь. А вот Бланкарт осматривался вокруг, навострив уши и раздувая ноздри. Это был резвый жеребец. То и дело он делал шаг вбок, взбрыкивал, демонстрируя новую железную обувку. Его хвост свистел из стороны в сторону, напоминая мухобойку. Он был оседлан, а это означало, что сэр Вильгельм собрался на нем проехаться, перед тем как поставить в стойло. Генрих смотрел на коня, у которого к зиме отросла шерстка. Теперь шкура казалось шелковой, а по цвету напоминала сливки. Ричард мечтал на нем прокатиться. Он пытался сделать это несколько раз, но все попытки срывались из-за стечения обстоятельств и бдительности окружающих. Генрих огляделся. Сейчас никто за лошадьми не следил. Это была Богом данная возможность, которой грех не воспользоваться. Она поможет избавиться от недавнего унижения и станет в десять раз более важным достижением, чем победа на учебных мечах. И Ричард больше не будет смотреть так самодовольно.