Песочные часы - Елена Лагутина Страница 16

Знакомые ветки яблони, растущей во дворе, свисали низко-низко. Алена наклонилась, осторожно, чтобы не задеть, прошла под ними, подняла глаза… и тут же встретилась с глазами отца. Он стоял посреди двора, настороженно всматриваясь в пространство, пытаясь разглядеть неожиданного раннего посетителя.

— Отец…

Он смотрел на нее — похудевшая, ссутулившаяся фигура, бледное лицо, наспех расчесанные волосы, большая сумка в руке, — и с каждой секундой выражение его лица менялось. Возникшее вначале недоумение сменилось радостью, но эта радость постепенно уходила, уступая место совсем другому чувству. Сжавшись в комок, уже по привычке ожидая удара, Алена вдруг подумала о том, что одной ее решительности может оказаться мало.

— Что ты здесь делаешь? Почему у тебя в руке сумка? Что в ней?

— В ней — мои вещи… Я пришла навсегда, я вернулась… Вернулась домой. Я больше не могу…

Брови его сдвигались, зрачки расширялись, и она тщетно пыталась отыскать в его глазах хоть каплю сочувствия и понимания.

— Тебя выгнали?

— Меня никто не выгонял. Я сама ушла, папа. Я не хочу больше там жить, хочу вернуться домой!

Он не отвечал, внимательно всматриваясь в ее глаза с возрастающим изумлением.

— Да как ты… Как ты могла! Как тебе не стыдно! Сейчас же иди обратно, иди к своему мужу, возвращайся к себе домой, слышишь!

— Мой дом — здесь, — попыталась возразить она, но он даже не стал ее слушать.

— Твой дом там, где живет твой муж! Кажется, ты выходила замуж по доброй воле, никто тебя к этому не принуждал! Разве я не прав? Что это еще за детские капризы? Как ты смеешь позорить семью, что за ерунду ты говоришь? Насмотрелась по телевизору дурацких фильмов…

— Я не хочу больше с ним жить! Я не люблю его и никогда не любила!

Крик отчаяния заглушил звук пощечины. Она видела, как его рука медленно поднимается вверх, как поворачивается ладонь ребром, инстинктивно отстранилась, но было уже поздно… В ее лицо словно плеснули кипятком. Не в силах поверить в то, что происходит, она подняла на него умоляющие глаза:

— Отец, разреши мне вернуться домой! Пожалуйста, разреши!

— Твой дом — там, где живет твой муж. Ты замужняя женщина, Алена. Уходи. Иди туда, откуда пришла.

Она подняла глаза наверх — туда, где приглушенным светом горело окно в спальне матери. Ей даже показалось, что она различила ее тень, мелькнувшую в оконном проеме. Но все это было уже не важно — обернувшись, она побежала прочь, снова глотая слезы, еще не веря в то, что произошло…

Самым странным в этой ситуации было то, что никто так и не узнал о ее попытке к бегству. За те несколько минут, пока она отсутствовала дома, здесь абсолютно ничего не изменилось. Никто еще не проснулся, и Руслан все так же продолжал спать на боку, спиной к двери. Она медленно разобрала сумку, повесила вещи обратно в шкаф — и вдруг, уже не отдавая себе отчет в том, что делает, начала громко смеяться. Так громко, что Руслан зашевелился, раскрыл сонные глаза…

— Что с тобой? Ты с ума сошла?

Но она не отвечала.

— Да прекрати ты, слышишь? Совсем свихнулась!

Он раздраженно повернулся на другой бок, натянул одеяло до самого подбородка, как-то по-детски уткнувшись в него носом, и она замолчала.

— Руслан? — позвала она спустя минуту, уже окончательно успокоившись. Он не отвечал, но она знала, что он не спит, что он слышит — не может не слышать того, что она ему говорит. — А ведь я не люблю тебя. И никогда не любила, знаешь?

— Взаимно, — равнодушно ответил он, — дай поспать в единственный выходной!

Начиная с этого дня она снова погрузилась в прежнее заторможенное состояние, в котором пребывала до момента своей странной встречи с бывшей подругой. Прошел еще один год — такой же, как и первый год ее замужества. Казалось, этому никогда не будет конца. Иногда по вечерам, прислонившись к холодной каменной стене дворовой постройки, она пыталась понять: почему она вышла замуж за Руслана?..

События прошедших двух лет вставали перед глазами четко и ясно, но ответа на вопрос она не находила. И в самом деле, как она могла решиться выйти замуж за человека, которого совсем не знала? Только лишь по той причине, что она родилась и выросла среди народа, который глубоко хранит и почитает традиции старины — традиции, согласно которым веками жили в горах их предки? Но разве этого достаточно? Разве время в их маленьком селе остановилось, разве оно не течет, как везде, изменяя взгляды, устои и нравы? Алена прекрасно знала о том, что стоит спуститься чуть ниже, в город, или даже в селение, не настолько изолированное от остального мира, — все будет по-другому. Там совсем близко, в нескольких километрах от их деревни, женщина никогда не выйдет замуж за мужчину, которого не знает; там перед свадьбой люди встречаются несколько месяцев — а иногда даже живут вместе… И далеко не всегда потом женятся — возможно, понимая, что не созданы друг для друга. У них есть возможность узнать друг друга и понять, есть ли между ними чувство. А здесь, в их деревне, даже вообразить себе такого нельзя — чтобы парень с девушкой встречались до свадьбы. Если кто-то и встречается — то тайком, не говоря ни слова. Их обычаи очень напоминали патриархальные обычаи местных горских селений, расположенных поблизости, — там девушки и по сей день выходили замуж, практически не узнав своего мужа, и горе было той, для которой муж становился уже не первым мужчиной. Алена знала и о том, что в городе девственность, которая так высоко ценится в их селе, считается уже далеким пережитком прошлого. Но раньше она об этом особенно не задумывалась, принимая жизнь такой, какая она есть, считая все это вполне нормальным и естественным. Она и сама, случись такое пару лет назад, наверняка осудила бы девушку, которая решилась вступить во внебрачную связь. Она ясно помнила свой ужас и смущение, когда узнала о том, что у ее подруги Милы есть любовник. Это слово внушало ужас и страх — больше ничего. И вот теперь, когда все это затронуло ее так глубоко…

За прошедшие два года она на собственном опыте убедилась, каковы печальные последствия бездумного вступления в брак, как ужасно чувствовать себя вещью — а она чувствовала себя именно вещью, а не человеком. Но ведь когда-то давно восточные женщины ходили в парандже, а теперь никто не смущается открыть лицо перед посторонним человеком, это кажется совершенно естественным — чтобы люди видели твое лицо. Тогда почему же люди до сих пор не могут решиться на то, чтобы позволить себе испытать настоящее чувство, прежде чем связать жизнь с каким-то человеком? Почему они не хотят позволить себе любить? Любить по-настоящему, так, как любит Мила… Неужели считают, что без любви можно прожить? Но разве та жизнь, которой сейчас живет она, Алена, называется жизнью?

Когда-то давно она мечтала о ребенке; теперь же она благодарила судьбу за то, что она не позволила им его зачать. Редкие и быстрые совокупления — за последний год их было не больше пяти — не приносили плода, и Алена была только рада, что беременность так и не наступила. Ей было одиноко, но она не хотела обременять этим одиночеством еще одного человека, который — ведь права была Мила — ни в чем не виноват. Ребенок не может быть виноват в том, что его родители не любили друг друга, как и в том, что они любили друг друга втайне, преступной и запретной любовью. И где же она теперь, та детская сказка про принцессу Жасмин? Алена не могла даже представить себе, что когда-то верила в эту сказку и в то, что свадебное платье станет для нее пропуском в волшебную страну, в которой она наконец станет принцессой. Два прошедших года словно огромная пропасть разделили ее жизнь на две половины. Первая половина была мечтой, а вторая — реальностью. Только обратной дороги не было. Но ее пугало не это — она не хотела возвращаться обратно. Ей становилось страшно от того, что она не видит ничего впереди. Только глухая стена, разбить которую ей не под силу…